Хотя, бесспорно, тлело и смутное раздражение: вы, из Москвы, на джипах, а мы, провинция, в говне.

Но Свиридов, как превосходный актер, не давал шанса выплеснуться этому смутному раздражению.

— Что касается девушки, то это хорошо, что вы признали в ней преступницу, — проговорил он. — Просто теперь мы более-менее представляем, как выглядела спутница убийцы. По крайней мере, на тот момент. Так.., прекрасно. Настя, посиди пока в машине, вот тебе от сигнализации.., посмотри, чтобы больше не брызгали краской, а я пока навещу главного врача, Михаила Андреевича.., так, кажется, его зовут?

Главврач, толстый пожилой мужчина с обширной лысиной и большим выпуклым лбом, каким в скульптуре традиционно снабжают мыслителей, взглянул на фото и, поправив очки, произнес:

— Да, это одна из наших пациенток, Елизавета Блажнова.., она как раз исчезла в тот день, когда убили Рогинского.

— Как и когда она попала к вам? Давно?

— Честно говоря, не помню. Но можно поднять ее бумаги. Вы.., в самом деле из ФСБ? — с некоторым сомнением спросил он.

— Я же предъявил вам удостоверение. Хорошо… я думаю, что документы мы посмотрим попозже. А сейчас хотелось бы, чтобы вы взглянули вот на этого человека. Он.., никого вам не напоминает?

— Одну минуту. — Михаил Андреевич взял фото в руки и, поправив очки, поднес к самым глазам, пристально изучая лицо изображенного на нем молодого мужчины. — Так.., конечно, он мне знаком.

Это Михаил Блажнов, брат Елизаветы, фото которой вы мне только что показывали. Вот про Михаила я могу сказать и без бумаг. Там целый букет замечательных диагностических посылок. Латентная эпилепсия плюс некоторые подозрения на вялотекущую шизофрению с маниакально-депрессивным психозом. Кроме того, по всей видимости, у него развивалась эпилептоидная паранойя.

— Уф! — выдохнул Свиридов. — А по виду ничего.., вполне нормальный человек.

— Много людей кажутся нормальными, но в скрытой, подавленной форме носят в себе такое, на фоне чего наш любимый дурачок Глебка, которого вы, вероятно, видели у входа, кажется вполне приличным индивидуумом.

— Михаил содержится у вас очень давно?

— Не содержится, а содержался. Почти два года назад ему удалось бежать. Хотя он содержался на принудительном лечении. Да, он находился у нас, если мне не изменяет память.., не меньше шести лет.

Им и Елизаветой лично занимался Рогинский.

— Вы знали жену Рогинского? Марину Викторовну?

— Н-нет. А что, он был женат?

— Еще как.

— А мне он всегда казался убежденным холостяком, этаким женоненавистником. Значит, женат.

Нет, я и не подозревал ни о какой Марине Викторовне Рогинской.

— Сейчас она работает в Москве.., личный врач Ковалева Владимира Ивановича, — отчеканил Свиридов. — Ну, и его семьи.

Арсеньев присвистнул.

— Это который заместитель министра иностранных дел? Нич-чего себе! Марина Викторовна неплохо устроилась.

— Впрочем, это мало относится к нашему разговору, — проговорил Свиридов, — велите принести сюда документы по истории болезни Елизаветы и Михаила Блажновых.

За ним едва ли не на цыпочках бежали, охранник и два санитара.

Влад открыл дверь «Шевроле», тяжело уселся в кресло — как будто то, что он узнал за последние сорок минут, прибавило ему, по меньшей мере, полцентнера веса — и небрежно швырнул на заднее сиденье картонную папку.

Настя захлопала ресницами и скороговоркой выпалила:

— Ну что… Володя? Я думала, они тебя прямо в палату направят.