Здесь же, в приемной наркома, – всего несколько мужчин в костюмах от «Большевички» и один лысый толстяк в приличном твидовом пиджаке. Мужчины окаменело молчат, намертво прихватив пятерней колени. И лишь толстяк ухмыляется, читая что-то смешное.

Моисей подходит к секретарше и протягивает листок. Барышня с короткой волнистой прической, перебиравшая быстрыми пальчиками клавиатуру пишущей машинки, вскидывает на посетителя синь бездонного взгляда и улыбается:

– Товарищ Зелен, нарком вас примет, но немного подождать придется. Сейчас товарищ Литвинов проводит беседу с делегацией немецких товарищей. За ними господин Паккунен, а потом вы. – И снова углубляется в работу.

– У фас сплошные тофарищи, – добродушно замечает лысый толстяк, откладывая смешной журнал. По мягкому, но заметному акценту Зелен догадывается, что весельчак – иностранец.

– А вы сами откуда, товарищ?

– Мою фамилию только что упомянула эта прекрасная тефушка… – веселится Паккунен. – Я из Хельсинки. Теперь я не тофарищ, я теперь коспотин…

– На это я вам знаете, что скажу… Если бы таки не товарищи, не быть вам господином, – урезонивает иностранца комиссар.

– Я с фами апсолютно сокласен. Мы очень уфашаем Флатимира Ульянофа-Ленина. Таже стафим ему памятники. – Он хотел еще что-то добавить, но делегация немецких товарищей уже вышла из кабинета, и толстяк заспешил к наркому. Моисей усаживается на его место и смотрит на дверь.

– А меня зовут Клавой, – не отрываясь от пишущей машинки, представляется синеглазая хранительница приемной.

Комиссар вскакивает.

– А я – Моисей Зелен.

Девушка протягивает ему правую ручку, пальчики левой продолжают перебирать клавиши.

– В нашем клубе сегодня вечер, посвященный годовщине создания Третьего Интернационала. Приходите.

– Я так думаю, что этот вечер для работников наркомата. Я же лицо постороннее… – смущается комиссар.

– Вы – постороннее? Мы не коллеги?

– С чего вы взяли, товарищ… – удивляется Зелен, но ответа получить не успевает: кабинет наркома освободился.

– Ни пуха, – бросает девушка и второй раз удостаивает посетителя ласковой ободряющей синью.

Зелен открывает дверь и замирает на пороге. В глубине министерского кабинета за огромным письменным столом вместо Максима Максимовича Литвинова сидит Меер Генох Мошевич Баллах.

– Божешь мой, что ты тут делаешь, Генох?

– Работаю наркомом, Моня.

– Ты и есть Литвинов? – Зелен с открытым от удивления ртом во все глаза рассматривает хозяина кабинета.

Нарком поднимается с кресла и идет навстречу старому знакомцу:

– Моня, сначала закрой рот, а потом дверь.

Комиссар наконец приходит в себя, прикрывает дверь и шагает навстречу Литвинову. Революционеры дружески обнимаются. Нарком ведет Зелена к столу, усаживает в кресло, сам садится напротив.

– Чай? Кофе? – предлагает он. – Водки на службе не держу…

– Если можно, то чай, а если совсем можно, то с тремя кусками сахара.

– Можно и четыре, – усмехается Литвинов и нажимает на кнопку. Дверь в кабинет приоткрывается. На пороге Клава.