Прочитав его, он презрительно фыркнул; оно покоробило виконта своей пышной претенциозностью, зарождавшей серьезные сомнения относительно вкуса приславших его людей. Впрочем, больше в тот вечер ему все равно было нечего делать, и он решил проявить снисходительность и отправился по указанному в приглашении адресу.
Вскоре он обнаружил, что большинство его знакомых джентльменов, также предпочитавших Уайт-клуб всем прочим, пришли к аналогичному решению и осчастливили своим появлением дворец сэра Эйлмера на Гросвенор-сквер. Хотя многие из них были настроены также несколько скептически: в прошлом им частенько приходилось убеждаться, что у богатой невесты не было абсолютно ничего привлекательного, кроме огромного банковского счета. И тем не менее все надеялись на чудо.
Но на этот раз действительность превзошла все самые смелые ожидания.
Ниоба была не просто красива, она была ослепительно хороша собой: волосы цвета спелой пшеницы, огромные васильковые глаза и кожа, при виде которой поэты во все времена лихорадочно хватались за перо и с восторгом воспевали небесную красоту дщерей земных.
И когда ее синие глаза, опушенные густыми черными ресницами, ласково заглянули в серые глаза виконта, он в то же мгновение почувствовал, что погиб.
С этого мгновения он стал добиваться благосклонности Ниобы, проявляя при этом такое неистовое рвение и такую пылкость, что удивлял этим даже своих самых близких друзей. В конце концов им пришлось признать после стольких лет знакомства, что они, оказывается, совсем его не знали.
А вот его кредиторов это не только удивило, но и в немалой степени обрадовало — они уже почти отчаялись получить назад те суммы, которые время от времени давали ему в долг, причем долговые счета виконта с каждым годом становились все длиннее и длиннее.
Его портной на радостях даже откупорил дома бутылку вина, когда до него дошло известие, что виконт, похоже, основательно «завяз», а предмет его страсти — одна из самых богатых невест, какие появлялись на лондонском горизонте за последние несколько лет.
— Да пусть даже у нее за душой не было бы ни гроша, мне абсолютно все равно! — уверял тем не менее виконт своего давнего приятеля, Фредерика Хинлипа.
— Зато ей едва ли будет все равно, если она поселится в твоем ветхом дворце, который уже давно нуждается в основательном ремонте, — ответил Фредди. — А на ремонт у тебя нет средств. Да и лошадей тебе не мешало бы сменить, и ты это знаешь не хуже меня.
Виконт соизволил слегка покраснеть.
— Фредди, я не перестаю повторять, что невероятно признателен тебе за фаэтон и упряжку, которыми ты разрешаешь мне пользоваться.
— Да ничего, пустяки, — ответил с усмешкой приятель, — вот только я порой не прочь и сам на них прокатиться!
— О чем разговор? Я немедленно верну тебе твой фаэтон. Сегодня же!
— Ладно, пользуйся моей добротой! Не станешь же ты ездить во дворец сэра Эйлмера в наемном экипаже.
— Ниоба самая прелестная девушка на свете, я еще в своей жизни ни разу не встречал такой красавицы! — горячо воскликнул виконт, отвлекшись на мгновение от своего самого любимого предмета — породистых лошадей.
Полностью согласен с тобой; вот только не забывай, дружище, что принять твою руку и сердце должна не только она, но и ее папаша. И ты должен прилагать все усилия, чтобы понравиться ему не меньше, чем его прелестной дочке.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Сэр Эйлмер человек упрямый и невероятно упорный — если уж он чего задумал, его с намеченной цели не свернешь. И для своей Ниобы он подыскивает самого лучшего жениха в Лондоне. Да и кто его за это осудит? Старик имеет на это полное право, ведь дочка-то у него единственная.
— Так ты имеешь наглость намекать, что я для нее недостаточно хорош? — воскликнул виконт. |