|
– Вам нужен либо двенадцатый, либо четырнадцатый, – высказал предположение придушенный. – А тринадцатого здесь нет. – Ему, должно быть, на четырнадцатый надо, – пришел на помощь другой мужчина. – Четырнадцатый – это, строго говоря, и есть тринадцатый. – Так мне четырнадцатый нажимать? – спросил придушенный уже довольно раздраженно. – Хм… – Мужчина все еще рылся в своих бумажках. Лу не вникал в эту беседу, необычно взволнованную для мирной обстановки лифта, так как был поглощен созерцанием обуви. Черных ботинок было много – на одних кожа с выработкой, на других потерта, одни начищены, другие сильно разношены, на некоторых шнурки развязались, а вот красных подошв – не видно. Он заметил, что ноги вокруг стали слегка поджиматься и переминаться. Одна пара ботинок слегка отодвинулась от него. Голова его дернулась, потому что лифт, зажужжав, встал. – Наверх? – спросила девушка. На этот раз утвердительный хор мужских голосов отозвался более любезно. Войдя, девушка встала напротив Лу, и он принялся изучать ее туфли, тогда как прочие мужчины в лифте занялись изучением различных частей ее фигуры в безмолвии, столь знакомом женщинам, едущим в лифте, битком набитом мужчинами. Наконец человек, обутый в коричневые грубые башмаки, так ничего и не найдя, вынырнул из своего портфеля и, удрученный сознанием своего поражения, объявил: – Проектная компания Патерсона! Лу размышлял над нелепостью ситуации. Не помечать на лифтовой панели тринадцатый этаж было его предложением, хотя, разумеется, этаж этот существовал. Никакого провала и никакой пустоты перед четырнадцатым этажом не было – не на призрачных же кирпичах он крепился, витая в воздухе! Четырнадцатый на самом деле и был тринадцатым этажом, и его контора там и помещалась. Понять, почему это всех ставило в тупик, он не мог – ему самому это казалось ясным как день. Он вышел на четырнадцатом этаже, и ноги его тут же погрузились в упругий плюш ковра. – Доброе утро, мистер Сафферн, – приветствовала его, не отрываясь от бумаг, секретарша. Задержавшись возле ее стола, он поглядел на нее с недоумением: – Пожалуйста, Элисон, называй меня «Лу», как ты всегда делаешь. – Конечно, мистер Сафферн, – высокомерно бросила она, избегая его взгляда. Когда Элисон, встав из-за стола, прошла куда-то в угол комнаты, Лу постарался разглядеть ее подошвы. Он все еще стоял возле ее стола, когда она вернулась и, по-прежнему не глядя на него, уселась печатать. Как можно небрежнее Лу нагнулся, словно поправляя шнурки на ботинках, а сам при этом вглядываясь в проем под столом. Она нахмурилась, скрестила длинные ноги. – Что-нибудь не так, мистер Сафферн? – Зови меня Лу, – повторил он, все еще озадаченный. – Нет, – бросила она довольно капризно и глядя в сторону. И схватила со стола ежедневник. – Может, повторим, что на сегодня назначено? Встав, она обошла стол. Узкая шелковая блузка, узкая юбка. Его взгляд, окинув ее всю, переместился вниз, к ее туфлям. – Какой они высоты? – Вы о чем? – Не сто двадцать миллиметров случайно? – Понятия не имею! Да и кто меряет каблуки миллиметрами? – Ну, не знаю. Некоторые меряют. Гейб, например. – Улыбаясь, он проследовал за ней в офис, все пытаясь разглядеть ее подошвы. – Какой еще, бог мой, Гейб?! – Один бродяга. – Он засмеялся. Недоуменно обернувшись к нему, она вдруг заметила, с каким напряженным вниманием он ее изучает. – Вы разглядываете меня, будто картину на стене, – ехидно бросила она. Современный импрессионизм никогда его не увлекал. Порой он ловил себя на том, что замедляет шаг в коридоре возле того или иного из этих полотен, очередной бессмысленной мазни, предназначенной для украшения стен в офисе. |
