Дэви выпрямился:

– Какого черта тут случилось?

– Знаешь, это действительно не…

– Тильда, перестань врать и рассказывай.

Тильда растянула губы в слабом подобии улыбки:

– Я не вру. Это действительно не имеет значения. Ив и Эндрю обнаружили, что ждут ребенка. Вот и все. Он был моим лучшим другом, как Итан для Надин, но не только моим, но и Ив, а она была так красива, и он повел ее на вечер выпускников и… – Она махнула рукой. – Говорю же, ничего особенного.

– Почему же ты ушла из дома? Нет, тут что-то другое. Что произошло у тебя с твоим отцом?

Тильда повернулась к нему спиной и принялась убирать картины на место.

– Мы не поднимемся наверх, пока ты не скажешь, – настаивал Дэви. – Выкладывай.

– Собственно, ничего такого. Мы узнали, что ждем Надин, и я спустилась сюда поработать над последней Скарлет, – начала Тильда, по-прежнему старательно изображая улыбку. – Той, которую ты выманил у Колби. Танцоры.

– Любовники, – поправил Дэви.

Ее улыбка исчезла.

– Я трудилась над ней здесь, внизу, и плакала. Пришел отец и сказал… – Тильда сглотнула горький комок. – Он сказал: «Когда ты поймешь, что рождена рисовать, а не любить?»

– Ненавижу твоего папашу, – яростно прошипел Дэви.

– Нет. Он пытался… заставить меня увидеть свою судьбу. Заранее смириться. И, честно говоря, во многом оказался прав. Нет, меня, конечно, любили. Взять хотя бы Скотта…

Дэви ощутил знакомый укол ревности.

– Но отец был прав, – повторила Тильда, стараясь улыбнуться. – Я была куда счастливее за мольбертом, чем когда общалась с людьми. Мне нравилось расписывать мебель, не говоря уже о Скарлетах и даже подделках, которые были для меня куда интереснее окружающих. Просто… просто я любила Эндрю. И Ив тоже. Но тогда я не могла их видеть. Понимаешь, отец выбрал самый неподходящий момент.

– Зато знал, как выжать из тебя соки, сукин он сын, – проворчал Дэви.

Тильда глубоко вздохнула.

– Тогда я размазала кистью лица на картине, швырнула картину в него и ушла. Села на автобус до Цинциннати, устроилась там официанткой и позвонила Ив. Она рассказала Гвенни, и Гвенни каждую неделю посылала мне деньги, ни словом не обмолвившись отцу, где я, и все как-то обошлось. Я окончила школу на год раньше, потому что отец заставил меня сдавать экстерном, чтобы иметь больше времени для рисования, а это означало, что я могу получить работу, если совру насчет своего возраста. Отец все же узнал, где я нахожусь, позвонил, орал в трубку, что отрекается от меня, но самое страшное уже было позади. – Лицо Тильды немного смягчилось. – Однажды владелец ресторана стал поговаривать насчет ремонта, и я вызвалась нарисовать фреску. И нарисовала. Один из посетителей ресторана увидел и захотел такую же. Потом все пошло как бы по цепочке. И вот я стала, как и все остальные Гуднайты, зарабатывать на жизнь подделками, только, законными. Совсем как предсказывал отец. Он и тут оказался прав.

– Нет, он был не прав, – угрюмо возразил Дэви.

– Хуже всего… – Тильда поперхнулась. – Хуже всего, что Скарлеты… это и есть… тот стиль, в котором я обычно работаю. Поэтому, когда отец их продал, я не смогла больше писать под своим именем. Только под именем Скарлет, а этого я не хотела. Поэтому для меня все дороги оказались закрытыми.

– Но как он мог? Как мог сотворить с тобой такое? Он сам художник. Знал, что это означает. Как он мог сделать это с собственным ребенком?!

– Понимаешь… он не был художником, – вздохнула Тильда.