Захар Прилепин. Подельник эпохи: Леонид Леонов
Выражаю благодарность Дмитрию Быкову, который летним днем 2005 года надоумил меня написать жизнеописание Леонида Леонова; Николаю Андреевичу Макарову, внуку Леонида Леонова, — за помощь и понимание, Наталье Леонидовне Леоновой, дочери писателя, — за гостеприимство и критические замечания, далеко не все из которых, каюсь, были учтены в этой книге; Ольге Ивановне Корнеевой, возглавляющей Государственный архив Архангельской области, — за любезно предоставленные неизвестные ранее документы о пребывании Леоновых в Архангельске; Андрею Рудалёву и Эду, приютившим меня в Северодвинске; Алексею Коровашко, Илье Шамазову и Алексею Коленскому — за дельные советы; а также всем, изучавшим жизнь и творчество Леонида Леонова и тем самым серьезно облегчившим мне работу над этой книгой; издателям, публикующим сей труд.
От автора
Леонид Максимович Леонов — мир непомерный. Путешествовать в этом мире надлежит с богатым запасом сил, с долгой волей и спокойным сердцем. С пониманием того, что он полноправно граничит с иными мирами мировой культуры. Принимаясь за свой труд, мы знали, что наше путешествие в мир Леонова лишь началось. И едва ли даже путь длиною в жизнь позволит пройтись хотя бы раз каждой тайной тропой. Тем более что нам памятны уже пройденные места в этом мире, куда так хочется возвращаться из раза в раз. Там пришлось пережить минуты, быть может, наивысшего счастья читателя и слушателя. Там замирало сердце от внезапной высоты и от пугающей глубины. Вот несколько наименований тех мест, что отозвались радостью или прозрением. Повесть “Evgenia Ivanovna” — как мягкий, теплый круг на солнечной стене. «Петушихинский пролом» — внезапно открывшаяся, беззвездная, черная вышина, вспугнувшая взгляд так, что сами в ужасе зажмуриваются веки. Величественная «Дорога на Океан», где врывается зимний воздух в распахнутое окно и взметаются ледяные шторы, полные хрусткого снега. «Необыкновенные рассказы о мужиках» — как тяжелая, густая смурь над среднерусской деревней, в которую вглядываешься долго и безответно. Роман «Вор», который сам есть отдельный мир удивительного городского многоголосья, живых теней Благуши, предсмертной высоты цирковой арены, пивной пены московских нэпманских кабаков, тоскливых тупиков достоевской нашей родины… И «Пирамида» — почти бесконечный путь, где за каждым поворотом новые неисчислимые, выворачивающие разум, перекрестья. Идешь им, иногда словно в душном бреду, иногда словно в прозрачном сновидении, порой словно ведомый кем-то, порой напрягая все силы разума, дабы не заблудиться, — и нежданно выходишь на страшный пустырь размером в человеческую душу… Сказанное Леоновым таит великое количество пророчеств. Нечеловеческим зрением своим он зафиксировал несколько движений Бога. В прозе его равно различимы первый детский смех и последний тектонический гул глубинных земных пород. Читая Леонова, иногда будто бы скользишь по-над ясной водой, но иногда словно продираешься в тяжелом буреломе, под хруст веток, глядя вослед заходящему, оставляющему тебя в черном лесу солнцу. И только упрямый путник будет вознагражден выходом на чистую, открытую небесам почву, где струится холодный ключ, целебней которого нет. Кому-то может показаться, что в случае с Леоновым все понятно: совпис, многократный лауреат, орденоносец, «Русский лес» и что-то там еще… Но ничего ясного вовсе нет: ранняя его пронзительная проза не прочитана и даже не опубликована толком; «советские» романы его, страшно сказать, почти не поняты, хотя переизданы десятки раз на десятках языков; о «Пирамиде» и речь вести страшно: неизвестно, с какого края к ней подступаться; те же, кто подступался, — зачастую видели лишь свой край, и то — насколько хватало зрения. |
