Изменить размер шрифта - +
Поэтому что случится, если я смогу переместить твою душу в кого-то, у кого пока нет души, кто еще не встретился со своим сосудом? Это может уничтожить личность того человека – или же твою. А я не хочу терять тебя снова.

Чарли не знал, что ей на это ответить. Она, конечно, права. Беличий Народец – вот лучший пример душ, не помнящих свои личности. За исключением парочки, кого Одри переместила, пока душа у них еще была свежа в сосуде, а все остальные были просто бестолковыми куклами из мяса. Под крыльцом они выстроили себе собственный городок.

– Телефон, – произнес мясной пупсик Боб, входя в комнату в сопровождении дюжины прочего Беличьего Народца, все – размером с Чарли. Боба назвали так потому, что Одри сконструировала его из черепа бобра, сейчас тот увенчивал собой миниатюрный ярко-красный мундир “мясоеда” – стражника лондонского Тауэра. Из всего Беличьего Народца только они с Чарли умели разговаривать, остальные же шипели, щелкали и жестикулировали, чтобы оказаться понятыми, но все были элегантно наряжены в костюмы, которые им сшила Одри.

Боб вручил беспроводную трубку Одри, и та щелкнула кнопкой громкой связи.

– Алло, – произнесла она.

Голос маленькой девочки произнес:

– Аз есмь явленная Смерть, уничтожитель миров!

Одри передала трубку Чарли.

– Это тебя.

 

Инспектор уголовной полиции Ник Кавуто, пятнадцать лет напарник Риверы по службе в Управлении полиции Сан-Франциско, стоял над кучкой бледного и черного, лежавшей на полу за стойкой магазина Риверы.

– Похоже, ты прикончил ведьму, – произнес он. – Грустно, – добавил он. – Обедаем?

Росту в нем было шесть футов четыре дюйма, весу – двести шестьдесят фунтов, и он очень гордился тем, что играет крутого парня, детектива старой школы: – носит федору 1940-х годов, измятые костюмы, жует сигары, – которые никогда не прикуривает, а в заднем кармане – таскает дубинку, которую Ривера ни разу не видел у него в деле. На Кастро, где он жил, его называли “Инспектор Медведь”. Не в лицо, само собой.

– Она не умерла, – сказал Ривера.

– Жалко. Я надеялся, у тебя в лавке соберутся жевуны и споют свою песенку про динь-дон.

– Она не умерла.

– Можем и сами пару куплетиков исполнить, если хочешь. Я начну. А ты вступишь на “ведьма ведь”.

– Она не умерла.

– Сколько она уже в отключке?

– Минут двадцать, потом полчаса, тут я тебе позвонил, а потом… – он глянул на часы, – …еще минут пятнадцать.

– Значит, она приходила в себя и ты снова по ней фигачил?

– Пока не мог придумать, что с нею делать.

– По работе скучаешь, да? – Кавуто сдвинул шляпу на затылок и посмотрел на Риверу так, словно ждал исповеди. – Знаешь, технически говоря, ты в активном резерве, можешь выезжать со мной на задания, – когда б ни захотел шарахнуть по кому-нибудь “тазером”. А фигачить по случайным хиппушкам у себя в лавке – не очень хорошо для бизнеса. Обед, конечно, будет с тебя.

Когда на работу они ходили оба, Кавуто обычно принимался говорить об обеде, еще не доев завтрака.

– Она не обычная хиппушка.

– Не сомневаюсь – большинство людей просто падает, а затем тут же встает. Лежать в отключке от электрошокера не принято.

Ривера пожал плечами.

– Насколько могу судить, это ее лучшая черта.

– Тебе придется что-то придумать – нельзя же глушить ее все время. Я уже чую горелое – это что, вискарь?

– Торф, по-моему.

Быстрый переход