- А-а. Тогда ладно. Древние, они много мудрости знали. Ты вот Библию читал?

- Видела. Мне Юдашкин показывал в каком-то фильме. Там мужик на ней клялся в суде.

- Серость! А я сам читал. У племянницы моей есть детская Библия в комиксах. Так я тебе скажу - это мудрость веков. Вторые смыслы, понимаешь, разное такое... Там все зашифровано. Что было, что будет. Кто был, не забудет...

- А ты Апокалипсис читал?

- Это про что?

- Про конец света.

- Не-а, я фильм смотрел. Там еще мертвецы такие на всех нападали. Из могил вылезли - и вперед. А наши - от них драпака.

- Наши - это русские что ли?

- Да какие мы с тобой русские! "Наши", в смысле, живые! Фильм-то американский. Поэтому живые там были американцы.

- А мертвые?

- Ну, не знаю. Ты уж прям... чего от меня хочешь? Чтобы я титры читал?

- А по фильму не ясно?

- Ну что у них, по твоему, должно быть на лбу что ль написано, чей он мертвец?! Они полусгнившие и так все были. И вообще... Слышал, говорят - "у преступника нет национальности"? Так вот я считаю, что у мертвеца тоже нет национальности.

- Мудро. А я тебе скажу, что у женщины тоже нет национальности!

- Мудро. Да у человека вообще нет... не должно быть национальности!

- Умно, умно... Нет национальности - нет национальных предрассудков. Вот ты, например, какие знаешь национальные предрассудки?

- Ну у китайцев, например, это... они червей едят.

- Зачем?

- Да ни за чем! Обычай такой. Это у них запросто, вместо "здравствуй". Не здоровкаются по человечьи, а начинают червей глотать.

- Фу, гадость какая! А еще чего едят? Говно едят?

- Говно мы с тобой едим сейчас.

- А у тебя поприличнее закусь есть?

- Тебе что, устриц что ли захотел? Потом, блин, греха не оберешься, хуже Церетели. Вон Третьяков один раз поел устриц, так до сих пор ему этих устриц вспоминают, ептыть.

- Да, нехорошо получилось.

- Еще бы хорошо! Вон Алла уже даже не может больше икру есть. Не могу, говорит, икру больше есть, когда народ голодает. И не ест больше.

- Больше чего?

- Больше полбанки. Даже чуть меньше.

Лариса вздохнула:

- Сильная воля у женщины. Все-таки она у тебя великая женщина.

- Да, немалая. Но не у меня! Она у народа великая!

- У быдла что ли?

- Я их не отличаю. Просто, когда публика хорошая, тогда - "народ". А когда плохая - "быдло".

- А мы с тобой "народ"?

- Когда хорошие - народ. А когда нажремся и пойдем на паркет блевать, тогда "артисты".

- Точно... Расскажи мне о своем творчестве, Филиппушка. Какие, например, у тебя творческие планы?

- Ну что тебе сказать о моем творчестве? Я иногда ночами не сплю. Творю!

- Много натворил?

- Да до хера уже. А у тебя какое творчество?

- У меня тоже оно есть. Что я, хуже тебя что ли? И я иногда... и у меня бывает бессонница. И еще я запорами страдаю. А ты страдаешь запорами?

- Нет. Запоры у меня случаются, но я от этого не страдаю. Я страдаю, когда понос. Стоишь на сцене, а у тебя понос, представляешь?

- Беда. Капусты поменьше кушай. Кушай мясо. Я вчера ела в ночном клубе дичь. Целого лебедя. Аж усралась потом.

- Кстати, насчет "усралась", - вдруг вспомнил Филипп. - Несколько часов и минут тому назад Алле звонил Лебедь.

- Так я ж его съела...

- Дурак. Генерал Лебедь!.. Так, Моисееву больше не наливать, - Филипп убрал бутылку водки на другой конец стола.

- А зачем такой большой начальник звонил Алле?

- Думаю, это дело государственной важности. Аллы не было дома, но он обещал перезвонить. Я думаю, скоро война.

- Лишь бы не было войны, - машинально откликнулась Лариса и привычно положила руку на колено Филиппа.