— Да, ты говорила, — подхватил он. — Что ж, теперь это стало реальностью.
— Расскажите нам последние новости, Бенедикт, — попросила Морвенна, мать Патрика.
— Здесь нет никаких секретов, — ответил он. — Я собираюсь бороться за место кандидата от Мэйнорли.
— Ваш старый избирательный округ! — воскликнул Джастин.
Бенедикт кивнул. Он смотрел прямо на мою мать, и я, прекрасно знавшая ее, ощутила приступ тревоги.
— Все складывается очень удачно, — сказал Бенедикт. — Неожиданно умер Том Доллис. Бедняга, ведь он был еще так молод. Сердечный приступ. Он пробыл в палате общин совсем недолго. Это значит, что вскоре будут дополнительные выборы.
— Разве там не цитадель консерваторов? — спросил Джастин.
Бенедикт согласно кивнул:
— Так было многие годы, но чаша весов однажды уже чуть не склонилась в другую сторону… — Еще один взгляд в сторону моей мамы. — Если меня выдвинут, — продолжил он, — нам придется постараться, чтобы этот мандат вновь не сменил владельца.
Нам? Он, кажется, имел в виду и ее. Она приподняла свою чашку с чаем.
— Поскольку под рукой нет ничего покрепче, я пью этот чай за твой успех, — сказала она.
— Напиток не играет роли, — произнес Бенедикт. — Главное — это пожелание.
— Должна сказать, звучит все это соблазнительно.
Они вновь обменялись улыбками.
— Вот и мне так кажется, — сказал он. — Я был в тебе уверен.
В разговор вмешалась Морвенна:
— Я знаю, что вы страстный сторонник мистера Глад стона.
— Дорогая Морвенна, он величайший политик нашего столетия.
— А как же Пиль? А Пальмерстон? — спросил Джастин Картрайт.
Бенедикт пренебрежительно махнул рукой.
— Говорят также, что мистер Дизраэли — блестящий государственный деятель, — добавила Морвенна.
— Этот выскочка! Вся его карьера держится на лести королеве.
— Ну-ну! — сказал Джастин. — Неужели дело этим и ограничивается? Этот человек гениален.
— Разве что в искусстве саморекламы.
— Но он стал премьер-министром.
— Ну да, на месяц-другой…
Моя мать рассмеялась:
— Я чувствую, что сейчас мы окончательно утонем во внутренней политике. Когда состоятся дополнительные выборы, Бенедикт?
— В декабре.
— Им придется быстро принимать решение.
— Да, времени на подготовку мало. Тем не менее, я успею подготовиться.
Ни я, ни Патрик не могли ни словечка вставить в этот разговор. Интересно, чувствовал ли он то же самое, что и я? О нашем присутствии совершенно позабыли. Обычно после долгой разлуки родители желали выслушать все мельчайшие подробности: каковы наши успехи в верховой езде, научились ли мы брать барьер, чем занимались бабушки с дедушками, какая стояла погода и тому подобное.
А теперь они были увлечены разговором о реформаторских планах мистера Гладстона в отношении Ирландии. И, конечно, Бенедикт Лэнсдон знал об этом все. Он выступал с речью, а остальные составляли его аудиторию. Мы узнали о том, что мистер Гладстон озабочен состоянием дел в Ирландии и растущими раздорами в этой стране и что он убежден: решение вопроса — в самоуправлении.
Вот так, по нашему с Патриком мнению, Бенедикт Лэнсдон испортил наше возвращение домой.
С тех пор этот человек занял господствующее положение в нашей жизни. Он стал постоянным гостем в нашем доме. |