Спустившись на первый этаж, Опалин заглянул к Киселеву. В комнате, которую занимал Платон Аркадьевич, на стене висел совершенно иной портрет – Лев Толстой, и вовсе не в виде хмурого старца с кустистыми бровями, каким его принято обыкновенно изображать, а в образе молодцеватого офицера с николаевскими эполетами. Заметив, что гость заинтересовался портретом, Киселев оживился, сел на своего конька и прочитал целую лекцию об учении Толстого, а также о его художественных произведениях. Слушая его, Опалин сделал только тот вывод, что его собеседник должен быть хорошим учителем.

Затем Иван сделал перерыв, чтобы покурить, и отправился осматривать погреб, где не обнаружил ничего особенного. Теперь ему оставалось обследовать только чердак, где нашлось кое-что поинтереснее, а именно – заброшенное гнездо дрозда с яйцами невероятного бирюзового оттенка, разнообразный хлам, преимущественно железный (деревянный весь пошел на растопку в недоброй памяти 1918-1921 годах, на которые пришелся пик разрухи и хаоса гражданской войны), а также телескоп на треноге.

– Дореволюционный еще, – пояснил учитель, – его купили, но так и не успели собрать. Мне сказали, что одно время Зинаида Станиславовна интересовалась астрономией… Оптика цейссовская, представляете? Я его случайно нашел в одном из ящиков, собрал – будем с ребятишками на звезды смотреть…

Заинтересовавшись телескопом, Опалин припал к окуляру и стал поворачивать прибор в разные стороны. Он разглядел верхушки леса, деревню, церковь, кладбище и даже паровоз, подходящий к станции. Все было видно как на ладони, и про себя он решил, что телескоп – чертовски хорошая штука.

– А священник тут есть? – неожиданно спросил Опалин.

Киселев мысленно отметил, что Иван не стал употреблять слово «поп», имеющее уничижительный оттенок, и поглядел на собеседника внимательно. Несмотря на весь свой опыт, учитель никак не мог понять, что Опалин представляет из себя. Иногда он казался простым, как таблица умножения, а иногда озадачивал, вот как сейчас.

– Отец Даниил, – сказал Платон Аркадьевич в ответ на вопрос собеседника. – Зачем он вам?

– Поговорить, – туманно ответил гость, почесывая ухо.

– Он старый человек, – буркнул учитель. – И совсем не враг советской власти.

– Вы к нему обращались? – Опалин круто повернулся к собеседнику. – Ну, насчет призрака, который тут шляется?

Это был уже второй раз, когда Киселев понял, что московский гость совсем не прост, да что там – несмотря на молодость, чертовски проницателен.

– Угадали, – пробурчал Платон Аркадьевич. – Ладно, черт с вами, – разозлился учитель, – он тут был.

– Со святой водой и молитвами? Изгонял злых духов? И как, помогло?

– Нет, – сухо ответил учитель. – Послушайте, если вы намерены разводить антирелигиозную пропаганду…

– Я из угрозыска, – усмехнулся Иван. – Это не по моей части. А труба у вас хорошая, – он кивнул на телескоп. – Просто отличная. Кто еще о ней знает?

– В смысле?

– Кто знает, что она тут стоит?

– Гм… Ну, я говорил Лидии Константиновне…

– А еще кому?

– Кажется, никому.