– Отлично. Впредь до моего особого разрешения прошу о телескопе никому не сообщать. Это понятно?

– Понятно, – проворчал Платон Аркадьевич. Хотя на самом деле он ничего не понимал.

Когда дождь кончился, Иван отправился обследовать сад. Часть деревьев была вырублена, а за домом располагался огород, и, поглядев на него, Опалин сразу же понял, что занимается им человек, не имеющий достаточных навыков, и только потому, что жизнь заставила. Грядки кривые, овощи посажены то слишком тесно, то чересчур просторно, половина кустов не плодоносит, – одним словом, совсем не то, что на огороде возле станции, где чувствовалась неустанная забота и любовь к делу. «Интересно, Терешин занимается огородом или все-таки Марфа… – мелькнуло в голове у Ивана. – Наверное, жена, хоть он и корчит из себя главного. Все-таки хорошая хозяйка видна сразу…»

После огорода Опалин пошел к пруду и, засунув руки в карманы, некоторое время стоял напротив плотины, на которой инженер Вережников установил динамо-машину. Опалин уважал техническую мысль, и все, что двигалось, производило электричество или облегчало человеческий труд, было близко его сердцу. Еще он любил мосты, корабли и, конечно же, самолеты. Может быть, если бы он не оказался в угрозыске, он бы попытался стать летчиком. Ради одного ощущения, что ты отрываешься от земли, ради того, чтобы воспарить над скудной, трудной, спотыкающейся жизнью… эх, мечты, мечты!

Усилием воли отогнав досужие мысли, Опалин повернулся и зашагал к сторожке. В конце концов, он приехал сюда не мечтать, а заниматься делом.

Сторож усадьбы, превращенной в школу, оказался бледным малым неопределенного возраста, заросшим клочковатой русой бородой. Звали его Алексей Свешников. Он рассказал, что раньше выполнял разные работы в Дроздово, потом перебирался в город на заработки, снова возвращался и в конце концов с позапрошлого года осел тут. Также он уверял, что привидения шатались в усадьбе и раньше, потому что в войну там устроили больницу, в которой от тифа и прочих болезней умерли десятки, если не сотни человек.

– Я тебе так скажу: больница – одно название, – говорил Алексей, морща лоб. Его отличала медлительная речь, и каждое слово он произносил, словно вбивая гвоздь. – Больных туда просто привозили, понимаешь… А лекарств не было. Ничего не было. Лидия Константиновна была вместо сестры милосердия, пока сама не заболела…

– А как же врачи? – пробормотал Опалин.

– Врачи? Да ты что… Ну, прислали из уезда одного. Он только посмотрел, махнул рукой и обратно запросился…

– А Виноградов, который нынешний доктор? Он тут когда появился?

Сторож задумался.

– В этом году или раньше? – решил ускорить процесс Опалин, который видел, что его собеседник завяз в дебрях памяти и никак не может сориентироваться.

– Нет. Ты меня не сбивай… Кажись, после смерти Ленина он приехал. Точно. Вот тогда.

– А что он за человек вообще?

– Человек? Да так… Городской. Жена к нему приезжала одно время, потом развелась. Надоело мне, говорит, свинство это. – Алексей усмехнулся и покрутил головой. – Она в туфлях ходила. Какие туфли в деревне, сам понимаешь…

За печкой затрещал сверчок.

– Отец мой был тут сторожем, – сказал Алексей. – А я, знаешь, решил: у меня все будет иначе. В сторожа не пойду. И что? – Он усмехнулся. – Что большевики о судьбе говорят? Есть судьба, али нет?

– Каждый сам хозяин своей судьбы, – убежденно ответил Иван.

– Да ну! – Сторож криво усмехнулся. – У меня три брата было.