— Он происходил из бедной семьи, но смог выучиться на археолога. Потом он помог моему сыну получить стипендию в колледже.
Я рассказал ей, что привело меня сюда.
— Не грызи себя, сын мой, — промолвила она. — Зайди-ка в собор.
Я счел это добрым знаком и сделал, как она сказала. В пустом соборе только один священник ждал в исповедальне верующих. Я обратился к нему, и он махнул рукой, повелевая мне опуститься на колени.
— Нет-нет, я не собираюсь исповедоваться, — сказал я. — Мне нужна книга об этой церкви, написанная неким Станиславом.
Глаза падре загорелись, он вышел из исповедальни и через несколько минут вернулся с книгой.
— Какую радость вы мне доставили! — произнес он. — Я брат падре Станислава, и то, что вы пришли ради этой книги, наполняет меня гордостью за него! Там, на небе, он должен сейчас испытывать блаженство, видя, что его труд оказался не напрасным!
В соборе служит не один падре, но мне посчастливилось попасть именно на брата покойного Станислава.
Я заплатил за книгу, поблагодарил, он обнял меня. Уже покидая собор, я еще раз услышал его голос:
— Посмотрите, как красиво вечернее солнце освещает интерьер!
Точь-в-точь те самые слова, которые произнес падре Станислав четыре года назад. Жизнь всегда дает повторный шанс.
Австралиец и объявление в газете
Я стою в порту Сиднея и любуюсь мостом, соединяющим две части города. В этот момент ко мне приближается австралиец и просит прочесть объявление в газете.
— Очень мелкий шрифт, — поясняет он. — Ничего не могу разобрать.
Я пробую, но у меня нет с собой очков для чтения. Прошу у него прощения.
— Ну и ладно, — говорит он. — Знаете, что я вам скажу? Мне думается, что у Бога тоже не все в порядке со зрением. Не потому, что он стар, а потому, что сам так захотел. Благодаря этому Господь не в состоянии хорошенько разглядеть, как человек совершает грех, и, боясь допустить несправедливость, прощает его.
— Но в таком случае добра Бог тоже не видит, — говорю я.
— Э нет, Бог никогда не забывает дома очки, — смеется австралиец, удаляясь от меня.
Плач пустыни
Один мой приятель, недавно вернувшийся из Марокко, привез замечательную историю о миссионере, который, оказавшись в Марракеше, решил каждое утро гулять по пустыне, со всех сторон обступающей город. Во время первой прогулки он увидел распростертого на песке человека, который ласкал рукой землю, прижавшись к ней ухом.
«Сумасшедший», — сказал про себя миссионер.
Но та же сцена повторялась изо дня в день, и через месяц миссионер был уже настолько заинтригован странным поведением незнакомца, что решился обратиться к нему. Он опустился около него на колено и заговорил на плохом арабском языке (который не успел еще выучить как следует):
— Что ты делаешь?
— Вслушиваюсь в пустыню и утешаю ее в одиночестве и в слезах.
— А я и не знал, что пустыня способна плакать.
— Она плачет все время, потому что мечтает стать полезной человеку и превратиться в огромный сад, где произрастают злаки, цветут цветы и резвятся ягнята.
— Ты скажи пустыне, что она и так неплохо исполняет свое предназначение, — молвил миссионер. — В пустыне человек лучше осознает свое подлинное место в этом мире: на фоне ее бескрайности зримо представляешь себе, насколько мы ничтожны перед лицом Божьего величия.
Глядя на ее пески, я сравниваю человека с песчинкой и понимаю, что миллионы людей созданы одинаковыми, хотя не ко всем мир одинаково справедлив. При виде ее песчаных холмов мне легко сосредоточиться на внутренних переживаниях. |