Чемерисиху Калашников узнал сразу – ее внешность ребята и водитель такси описали точно. Она ковырялась в огороде, что-то пришептывая сухими старческими губами,

– Я к вам, бабушка, – представился ей Калашников.

– А ежели ко мне, то заходи в дом, – вытерла руки о фартук и пошла впереди, показывая дорогу.

– …Ящичек я свезла. Крестница попросила. Бедняжка… – старушка пригорюнилась, смахнула нечаянную слезу.

– Вам эта женщина, случаем, не знакома? – показал фотографию Калашников, все еще не веря в удачу.

Старушка долго искала очки, затем медленно подняла фотокарточку на уровень глаз, посмотрела и ответила:

– Это моя крестница. Сердешная…

– Где она? Что с ней?

– В больнице…

Главврач районной больницы, суховатый и чем-то недовольный, с явной неохотой проводил Калашникова к двери палаты.

– Я вас прошу долго не задерживаться. У нее крайне тяжелый случай Нервного истощения.

При виде восково-желтого лица женщины, которая лежала, прикрыв глаза, Калашников едва не повернул обратно, чтобы переспросить главврача: туда ли он его привел? Но, присмотревшись, Калашников все-таки узнал знакомые по многочисленным фотографиям черты: перед ним была Варвара Басаргина.

Услышав шаги, она открыла глаза, посмотрела долгим, безразличным взглядом на следователя. Поняла. Отвернулась к стене, тихо сказала:

– Нашли… Я сама… хотела… Да вот…

Крупная тяжелая слеза выкатилась из-под плотно сомкнутых век и растаяла на белоснежной наволочке.