Ну, это он зря! Если оскорбления Муллы и Хомяка я терпела, то сейчас сам бог велел встать на защиту собственного достоинства. И я встала!

— А ну, повтори, что ты сказал, пень одноглазый! Кто тетеря? Мало того, что эти придурки со своим аллахом уже вынесли мне приговор, так теперь еще и ты, Кутузов новоявленный, оскорбляешь кандидата на тот свет! Последние денечки не дашь дожить спокойно! Ну, держись!

Я подскочила и, подгоняемая чувством оскорбленного достоинства, бросилась на Ромку, намереваясь и второй его глаз довести до кондиции. Однако благородному порыву души не суждено было осуществиться: звонок в дверь прервал мой полет. Я шлепнулась на пол и уже привычным способом, на четвереньках, ходко проползла в будуар хозяина.

«Менты! Снова по мою душу явились!» Пришлось отложить выяснение отношений с Ромкой до лучших времен. Я замаскировалась под столиком, обратившись в слух.

— Здравствуй, мил человек, — услышала я уже знакомый голос Марь Ванны, — а Игорек, стал быть, не верталси ишшо.Ага, ага. А пошто енто у вас крики тута, а? Я проходила мимо, а за дверью ор стоит. Думаю, дай-ка узнаю, вдруг помошш-то нужна, а я тут как тут.

«Интересно, карга старая, куда это ты мимо проходила? На чердак, что ли? Этаж-то пятый. Не иначе под дверью стояла, кикимора болотная».

— А ты, стал быть, дружок Игоречка. Да помню я тебя, мил человек, помню. Нынче утром столкнулись, аль забыл? Дык это, ты денежки-то на дилехтура дай, а хозяин отдасть.

Совсем бабка умом тронулась! Разве можно перепутать меня, стройную и красивую, с этим шкафом?! Ромка что-то пробубнил в ответ, но деньги, видимо, дал, потому что Ивановна принялась благодарить его. Хлопнула дверь. В комнате возник Роман. Я, стараясь не уронить собственного достоинства, грациозно выползла из-под столика.

— Рассказывай, — коротко бросил Ромка.

— Что?

— Ты мне тут дурочку-то из себя не строй! Все выкладывай: и про аллаха, и про Хомячка, и про Муллу — словом, все по порядку.

— Не Хомячок, а Хомяк. Это и есть орангутанг. А Мулла — это хозяин «Голубой креветки», бандит и шеф Хомяка, ну, который орангутанг. Эти типы меня хотят убить, а еще Никита им оружие продает. Мишка сказал, что у них крыша — администрация. А Никита вечером придет к Мулле за деньгами. Еще Хомяк меня козой, мочалкой и телкой обозвал и сказал, что я защемилась. Никогда этого ему не прощу! Ну попадись он мне! А Мулла — чеченец, он русских шакалами паршивыми обзывает. С ним тоже надо разобраться. Они с Никитой сегодня будут вторую партию «игрушек» домой отправлять. Я все это через стакан узнала. А Ивановна эта сегодня утром со мной столкнулась и тоже денег хотела, но я ей не дала. Она специально под дверью подслушивает, — я набрала воздуха, выдохнула и посмотрела на Алексеева. Больной глаз у него раскрылся, а почти здоровый, тот, который с фингалом, скатился к переносице.

«Ишь, как напугался-то! А я ведь еще про Розочку не все рассказала. Как бы бедняге совсем плохо не стало! Он хоть и мент почти, но тоже нервы не железные. Да и с глазами у него что-то не в порядке, надо бы к доктору его отправить. Вообще-то с глазами у многих нынче нехорошо: девушка в фотографии, охранник в клубе, теперь вот Ромашка. Может, из-за плохой экологии?» Я посмотрела на себя в зеркало: глаза на месте, но в целом вид далек от совершенства. Колени грязные, как у бомжа, волосы всклокочены, шикарный брючный костюм от Гуччи напоминает половую тряпку, а на лице застыло выражение легкого безумия. Да ладно, с этим я справлюсь, нужно только добраться до ванной. А вот Ромкино состояние всерьез меня беспокоило.

— Ром, водички дать? — жалостливо спросила я друга.

Он так энергично замотал головой, что я испугалась.

— Ты, Ром, не очень головой тряси, как бы не заболела, а тебе этим предметом еще думать надо.