— А это что за пельмень? — лениво интересуется дежурный у прибывших коллег, кивая на волосатика с разбитым носом.

— Ссал на улице. Внагляк. Люди ходят, а ему по хер. Болт достал и сливает. Да еще махач устроил, Женьке в челюсть дал. Еле стреножили.

— Ну и на кой он мне здесь нужен с разбитым носом?.. Кровью изойдет, загнется, а мне отвечать!

Опытный дежурный, видимо, уже сталкивался с побочными эффектами демократии и не собирался рисковать погонами из-за всякой швали.

— Андрееич, да ты чего?! — справедливо возмутился получивший в челюсть сержант. — Да ни хрена с ним не случится! А завтра на сутки оформим!

— Мне одного выговорешника хватило. Тоже вот одного с разбитой губой привезли, а он дуба дал. Сколько раз повторять: сначала научитесь бить, а потом бейте.

Трудящийся, уловив настроение офицера, застонал и завалился на скамейку.

— Во, уже загибается.

— Да он придуривается.

— Короче, везите его в травму, пусть освидетельствуют. Битого не возьму.

— Да мы ж только оттуда, Андрееич! Бензин и так на нуле!

— На трамвае везите. Или сами с ним разбирайтесь.

— Ладно.

Сержант приподнял задержанного за воротник куртки, потом рывком поставил на ноги, прислонил к стене и резко зарядил кулаком в подбрюшье:

— В демократических странах власть уважают, пидор.

Мужик закашлялся, согнулся в поясе и эффектно, как в блокбастерах, рухнул на пыльный пол.

— Да не здесь, не здесь! Сдурели?! — справедливо возмутился дежурный. — За гараж тащите! И без последствий. У меня…

Сторонники демократии, не дожидаясь, когда упавший предмет надумает подняться, умеючи подхватили его под руки и поставили на ноги. За гараж так за гараж. Там тихо, уютно, комфортно. Расстреливай — никто не услышит. И никаких формальностей и протоколов. Все для клиента!

Коридор, лестница, крыльцо, двор. Стенд «Их разыскивает милиция», но вместо ориентировок — яркий текст объявления: «Сдаются рекламные площади. Дешево. Тел. 02».

Едва конвойные оказались за упомянутым гаражом, чью металлическую стену украшали подозрительные вмятины и пятна, задержанный резко вырвался и боднул головой одного из них в грудную клетку:

— Офонарел?! На фига нос разбил, дровосек?! Договорились же — для блезиру!

Голос вполне трезвый, даже серьезный.

Стражи порядка переглядываются, обдумывая услышанную фразу, но смысл все равно ускользает.

— Какого блезиру, пугало?..

Второй добавляет философскую реплику, которую вытерпит не всякая бумага (разве что туалетная).

— А вас чего, не предупредили? — в свою очередь удивляется мелкий хулиган.

Еще один перегляд. Загадка на сообразительность. Ответ найден быстро, как и положено тем, кто охраняет людской покой:

— Зубы заговаривает, козел!.. Да еще бодается! Получи!!!

— А-а-а!!!.. Больно… Не на… Пого…

Часть первая

Коля со школьной скамьи имел тягу к лицедейству. Не страсть, а именно тягу. Возможно, эта склонность генетически передалась ему от бабушки по материнской линии. Когда-то она была ведущей артисткой (да что там — настоящей примой!) в драматической студии при заводском Доме культуры, где возглавляла отдел театрального творчества. И даже выйдя на пенсию, не оставила любимого увлечения, скрашивавшего серый, как портянка, социалистический быт. Иногда она брала на репетиции внука.

Когда грянула перестройка, студию прикрыли, как не приносившую прибавочной стоимости. Театралы пробовали найти другое помещение, но безуспешно — свободные площади большинства народно-культурных учреждений цинично сдавались под челночную торговлю.