Они сидели на полу, прижавшись спинами к правой от двери стене. Со связанными руками и ногами. С полосками пластыря, закрывавшего рты. С широко раскрытыми глазами.

Ванда Готар встала рядом со мной. Падильо шагнул к королю, схватился за пластырь, с силой дернул. Король вскрикнул. И тут же за моей спиной раздался голос: «Не поворачивайся, Падильо».

Он, однако, повернулся, удивительно быстро, хотя мог бы и не торопиться. Что-то твердое уткнулось в мою правую почку. Падильо замер, затем бросил пистолет на пол и пожал плечами.

— Не думал я, что все так легко устроится, Майк, — теперь я узнал голос Гитнера.

— Как-то он пробовал броситься тебе в ноги, — и второй голос, Крагштейна, мне уже доводилось слышать. — Но случилось это давно, не так ли, Майкл? — голос доносился слева, так что я понял, что дуло пистолета упирается и в почку Ванды Готар. Поворачивать голову, чтобы посмотреть, я не стал.

— Медленно и осторожно наклонитесь вперёд, Маккоркл, — скомандовал Гитнер, — и положите оружие на пол, как это сделал Падильо.

— И ты, Ванда, — добавил Крагштейн.

Я подчинился, а выпрямившись, получил новый приказ.

— Повернитесь налево, Маккоркл. А теперь медленно идите к стене и прислонитесь к ней животом, разведя руки и ноги. Как в кино.

— Падильо идет первым, — поправил его Крагштейн.

— Хорошо, — согласился Гитнер. — Падильо, к стене.

Я не видел, как шел Падильо. В поле моего зрения находились лишь король и Скейлз. Король мне улыбнулся, но я не ответил ему тем же. Не было ни настроения, ни желания.

— Теперь ваша очередь, Маккоркл.

Он подтолкнул меня к стене, у которой уже стояли Падильо и Ванда. У стены я встал в указанную мне позицию. Мне она не понравилась. Гитнер обыскал меня, но ничего не нашел.

— Почему они не мертвы? — спросил Падильо.

— В этом нет ничего удивительного, дружище, — усмехнулся в бороду Крагштейн. — Живыми они стоят гораздо больше. Мы пришли к взаимопониманию.

— То есть получили долю в пять миллионов, так?

— Вернее, по новому соглашению мы работаем на короля.

— В этом нет ничего нового, — возразил Падильо.

— Что-то я не понимаю тебя, дружище.

— У меня, возможно, замедлилась реакция, Крагштейн, а вот ты, похоже, глупеешь. Вы с самого начала работали на короля. Только об этом не знали.

— Повернись, Падильо, — распорядился Крагштейн. — Руки держи за спиной.

Я скорее почувствовал, чем увидел, как повернулся Падильо.

— Так?

— Так. А теперь повтори, что ты только что сказал.

— Насчет того, что ты глупеешь.

Послышался звук оплеухи.

— Меня всегда тошнило от твоего остроумия. У тебя десять секунд на объяснения.

— В десять не уложусь.

— Сними пластырь со рта Скейлза и развяжи им руки, — эти указания относились к Гитнеру. Я услышал, как отдирается пластырь от лица Скейлза. Тот от боли не закричал.

— Хорошо, Падильо, начинай.

— Кто обратился к вам? — спросил Падильо. — Человек, которого мы оба знали по Англии?

— Кто тебе это сказал?

— Скейлз. Фамилии он не назвал, но упомянул, что рекомендовал меня бывший сотрудник британской разведки.