Но, вытянув вперед правую руку, он все же схватил фонарик и направил его туда, откуда исходили громкие стоны.

Сидящее на полу существо разжало зубы, оторвавшись от шеи распростертого рядом мальчика, и повернуло к полицейскому сбою лысую голову. Кожа на его морде была бледная и рыхлая, как брюхо давно сдохшей рыбы. Казалось, что эта тварь улыбается. Потом она скорчилась и отступила от мальчика. Дженсон бросил фонарь и уже поднял было свой пистолет, как вдруг услышал негромкий смех, и в тот же миг неведомый зверь набросился на него.

Она знала, что это случится, ждала этого каждый день, представляла себе, как это будет, и все сильнее боялась. И вот это произошло и дамокловым мечом нависло над ней.

– Прошу прощенья, что беспокою вас в такой час, – послышался из трубки знакомый приятный баритон, – но я думаю, что должен немедленно сообщить вам кое о чем. Ваш муж освобожден. Вчера утром. Я сам только что узнал об этом.

Довольно долго Донна неподвижно сидела на кровати, уставившись в темноту спальни. Ей не хотелось спускать ноги на холодный пол. Постепенно темнота в комнате стала рассеиваться. Наступало воскресное утро. Дольше она ждать не могла.

Когда Донна поднялась наконец с постели, утренний воздух обдал ее тело колючим холодом. Мелко дрожа, она закуталась в теплый халат и направилась в коридор. По размеренному дыханию, доносившемуся из-за соседней двери, женщина поняла, что ее двенадцатилетняя дочь еще спит.

Она вошла в спальню девочки и подошла к кровати. Детское плечико, прикрытое фланелевой ночной рубашкой, выбилось из-под одеяла. Донна взяла дочь за плечо и тихонько встряхнула. Повернувшись на спину, девочка открыла глаза. Донна поцеловала ее в лоб.

– Доброе утро.

Девочка улыбнулась, откинула со лба пушистые светлые волосы и потянулась всем телом.

– Мне снился сон, – сказала она.

– Хороший? – спросила мать. Дочь кивнула с серьезным видом.

– Мне приснилось, будто у меня есть лошадь – вся белая и такая большая, что мне приходилось вставать на нашу кухонную табуретку, чтобы взобраться на нее.

– Действительно, очень большая лошадь, – через силу улыбнулась Донна.

– Да, это была лошадь-великан! – подтвердила девочка. – А почему ты встала так рано?

– Я подумала, что, может быть, мы с тобой упакуем вещи, сядем в наш «маверик» и отправимся в путешествие?

– В путешествие?

– Ага.

– А когда?

– Прямо сейчас.

– Вот здорово!

Почти час ушел на то, чтобы умыться, одеться и собрать необходимое на неделю количество белья и одежды. Когда они несли багаж к автомобильной стоянке, Донна боролась с сильным искушением не медля рассказать Сэнди обо всем, чтобы девочка знала, что никогда уже не вернется в этот дом, в свою спальню, не будет больше нежиться на пляже Сорренто-бич, никогда не увидит своих школьных друзей.

Но, испытывая сильное чувство вины перед дочерью, Донна все же промолчала об этом.

Когда они выезжали со стоянки на дорогу, небо над заливом Санта-Моника было серым, как и всегда по утрам в июне. Донна внимательно оглядела шоссе в обоих направлениях, но ничего подозрительного не заметила. Тюремные власти распрощались с ним на автобусной станции в Сан-Рафаэле вчера в восемь утра. Значит, у него было достаточно времени, чтобы приехать сюда, узнать ее адрес и прийти к ней. Но пока его нигде не была видно.

– Ты куда больше хочешь поехать? – спросила она у дочери.

– Мне все равно, – ответила та еще сонным голосом.

– Как насчет того, чтобы двинуть на север?

– А что значит «на север»? – оживленно спросила Сэнди.