Магеллану, в его тяжелом положении, трудно было снисходительно
отнестись к захвату, произведенному без предъявления каких-либо
императорских или папских грамот. Он не может оставить в руках ловких
грабителей эту шлюпку, которая еще в Севилье (как видно из сохранившегося в
архивах счета) стоила три тысячи девятьсот тридцать семь с половиной
мараведисов, а здесь, за тысячи миль от родины, представляет собой бесценное
сокровище. На следующий же день он отправляет на берег сорок вооруженных
матросов отобрать шлюпку и основательно проучить вороватых туземцев. Матросы
сжигают несколько хижин, но до настоящей битвы дело не доходит, ибо бедные
островитяне так невежественны в искусстве убивать, что, даже когда стрелы
испанцев вонзаются в их кровоточащие тела, они не понимают, каким образом
эти острые, оперенные, издалека летящие палочки могут так глубоко войти в
тело и причинить такую нестерпимую боль. В ужасе пытаются они вытащить
стрелы, тщетно дергая за торчащий наружу конец, а затем в смятении убегают
от страшных белых варваров обратно в свои леса. Теперь изголодавшиеся
испанцы могут, наконец, раздобыть воды для истомленных жаждой больных и
основательно поживиться съестным. С неимоверной поспешностью тащат они из
покинутых туземцами хижин все, что попадается под руку: кур, свиней,
всевозможные плоды, а после того как они друг друга обокрали - сначала
островитяне испанцев, потом испанцы островитян -
цивилизованные грабители в посрамление туземцев на веки вечные
присваивают этим островам позорное наименование <Разбойничьих> (Ладронских)
.
Как бы там ни было, этот налет спасает погибающих от голода людей. Три
дня отдыха, захваченный в изобилии провиант - плоды и свежее мясо, да еще
чистая, живительная ключевая вода подкрепили команду. В дальнейшем плавании
от истощения умирает еще несколько человек, среди них единственный бывший на
борту англичанин, а несколько десятков матросов по-прежнему лежат,
обессиленные болезнью. Но самое страшное миновало, и, набравшись мужества,
они снова устремляются на запад. Когда неделю спустя, 17 марта, вдали опять
вырисовывается остров, а рядом с ним второй - Магеллан уже знает, что судьба
сжалилась над ними. По его расчетам, это должны быть Молуккские острова.
Восторг! Ликование! Он у цели! Но даже пламенное нетерпение поскорее
удостовериться в своем торжестве не делает этого человека опрометчивым или
неосторожным. Он не бросает якорь у Сулуана, большего из двух этих островов,
а избирает меньший, Пигафеттой называемый <Хумуну> именно потому, что он
необитаем, а Магеллан, ввиду большого количества больных среди команды,
предпочитает избегать встреч с туземцами. Сперва надо подправить людей, а
потом уже вступать в переговоры или в бой. Больных сносят на берег, поят
ключевой водой, для них закалывают одну из свиней, похищенных на
Разбойничьих островах. |