— Командир, вылет задерживаешь. Нас уже с вышки матом кроют, — опять напомнил о времени авиатор, стоя на верхней ступеньке трапа.

Молодой человек заговорил быстро, опасаясь не успеть сказать всего, или… вообще лишиться возможности сказать ей это когда-нибудь:

— Я очень сожалею, Эвелина — не получается встретить вместе Новый Год, как планировали. Я люблю тебя! И… я хочу, чтоб ты стала моей женой. Слышишь, Эвелина?.. Я вернусь, и ты станешь моей женой!

Она прикоснулась губами к его родинке на левой щеке и, не ответив, согласно закивала — слезы душили ее, не дозволяя выговорить ни слова…

В последний раз ощутив свежее дыхание девушки, Яровой припал к влажным, чуть приоткрытым губам и, прихрамывая, поднялся по короткой лесенке в салон самолета…

Ханкала встретила теплой, почти весенней погодой. Лихорадочный сумбур скорой подготовки к следующему вылету — уже на вертушке, не позволил командиру толком познакомиться с подчиненными — он едва запомнил их имена, подойдя и поздоровавшись с каждым за руку, называя при этом свое звание, фамилию, а уж после добавляя имя с отчеством.

Разведчики загрузились в один из двух вертолетов, совершающих регулярные облеты горных районов Чечни и без промедления отбыли к месту высадки. Командиру звена, ведшему пару Ми-24, руководство ФСБ приказало, не отклоняясь, выполнить обычный маршрут, дабы не вызвать кривотолков местного населения. И только в безлюдном районе, откуда группе надлежало начать свой трудный путь, летчик должен был на пару минут примостить машину к земле.

Они взлетели с окраины Ханкалы и взяли курс почти строго на юг. Минут пятнадцать полет на предельно малой высоте проистекал спокойно — безветренная, слегка пасмурная погода сделала воздух недвижимым; слева

— в километре, четко просматривался извилистый, серебристый Аргун, несший холодные воды на север, к Сунжи. Но внезапно, когда сзади остался Вашиндорой, а впереди должен был показаться Гухов, по обшивке вертолетов защелкали пули.

Яровой, снайпер Ниязов и бортовой техник винтокрылого аппарата оставались невозмутимыми, а вот трое других членов группы: улем Чиркейнов, радиоинженер Берг и переводчик Петрашевич с беспокойством закрутили головами.

— Нас обстреливают, Костя-майор? — тронул командира за плечо улем — тот, чью редкую национальность упомянул в клинике генерал Серебряков.

Обалдев от необычного обращения, офицер не ответил, едва одарив того взглядом и, равнодушно посмотрел на ровную дырку, секунду назад появившуюся в прозрачном пластике маленького квадратного иллюминатора.

Знаток множества кавказских языков со специалистом по радиоперехвату тоже заметно нервничали — вероятно, давало о себе знать сугубо гражданское бытие с лениво-насмешливым просмотром под пивко глуповато-сказочных американских боевиков по телевизору.

А экипажи двух «крокодилов» в ту минуту коротко переговаривались друг с другом…

— «Семьсот десятый», я определил, откуда лупят. Надо бы дать сдачи, а то не поймут.

— Сейчас дадим. Заходи первым, «Семьсот двенадцатый», раз засек «чертей». Я за тобой…

— Ты же не пустой — за «груз» не боишься?

— Надо парой, — уверенно парировал командир звена, подробно проинструктированный офицерами безопасности. — Иначе бородатые заподозрят подвох.