Все трое разом застыли, в немом удивлении глядя на командира. И пришлось ему, дабы не быть голословным, наспех и вслух повторить свои недавние мысли, наполненные тревогой и неудовлетворенностью.

— Что ж делать?.. — потерянно молвил старшина, когда офицер окончил рассказ. — Может быть, быстренько связаться с Центром и сообщить о подвохе?

По ходу Костиного монолога он припоминал каждую описываемую мелочь и, сердясь на собственную невнимательность, восторгался чужой прозорливостью.

— О чем сообщать-то? — уныло спросил Яровой. — Ни одного четко установленного факта. Одни предположения, основанные на крохотных деталях, интуиции и… музыкальном слухе. Нас, между прочим, для того сюда и отправляли, чтобы развеять сомнения, а мы… только добавили мути.

— Да, но нами, Константин Евгеньевич, упоминалось в донесениях Центру и о жалком вооружении той банды новичков, и о странностях, связанных с тремя курьерами, и о слежке за нами в ту ночь, — робко напомнил радиоинженер, профессиональная память которого до сих пор хранила тексты сообщений.

— Было дело, — стряхивая с бороды снег, покривился спецназовец. — Но загвоздка, Артем Андреевич, состоит в том, что нас с вами никто не собирается ставить в известность о намерениях Центра и действиях штаба Объединенной группы войск на Северном Кавказе. Боюсь, мы узнаем о результатах наших и их ошибок слишком поздно.

И снова три пары глаз выжидающе смотрели на командира разведгруппы — люди исподволь понимали: решение в его голове созрело еще до прихода депеши. И Яровой не стал испытывать их терпение. Запустив сначала руку в карман, где лежали сигареты с зажигалкой, он моментально передумал, оценив силу ураганного ветра.

Посему сразу — без перекура, перешел к делу:

— Итак, у нас имеются два варианта дальнейших действий. Первый: подыскиваем подходящую площадку, передаем ее координаты и расстаемся. Я топаю по своему плану, а вы дожидаетесь хорошей погоды и возвращаетесь в родные пенаты на вертолете.

— Первый мне мал-чуток не нравится, — осторожно выглянул из-под воротника халата продрогший до костей табарасан. Маленькая его фигурка поднялась, мелко попрыгала на месте, стряхивая с себя слои снега и, перебравшись поближе к офицеру, уселась рядом с ним. Потом уж из тряпья снова послышался старческий голос: — Я, Костя-майор, за второй.

— Второй?.. Так я еще не сказал о нем ни слова.

— А чего там говорить, Константин Евгеньевич? — проделал те же манипуляции с прыжками и перемещением Берг. — Раз уж вместе начали, врозь заканчивать никак не полагается.

Оставалось услышать мнение снайпера, страстно соскучившегося по парной, водке и наваристым щам.

— А чёй-то вы все на меня уставились, как бараны на пастуха?! — возмутился он, однако ближе к майору пересаживаться не стал. — Да-да-да, я иду с вами! Просто место у меня тут нагретое и вставать не хочется… Я что же, полечу в Ханкалу один — как больной диареей?! Нет уж, увольте! Подумаешь, схожу в баньку на денек-другой позже.

— Тогда, друзья мои, готовьтесь в путь, — бодро известил разведчиков Яровой, ощущая прилив новых сил, быстро вытеснявших былое беспокойство.

Все ж таки, встав и очищая «винторез» от снега, старшина полюбопытствовал:

— А куда идем-то, Евгеньевич?

— Не знаю. Выяснять будем по ходу…

Они шли без привалов, а с короткими передышками до наступления глубокой ночи. Шли строго в западном направлении, не взирая на отвратительную погоду, усталость и сомнения в правильности выбранного курса. Центр снова безмолвствовал — верно, времени на общения с группой и выяснение причин задержки с эвакуацией у маститых контрразведчиков сейчас не было.