— Послушай, приятель, с твоими штанами мне теперь все понятно — я уверен, что в каждом городе, куда ты заглядываешь попеть и выпить, ждет тебя такая вот красотка с кувшином вина, гусем и сундуком, набитым твоим барахлом. Но вот объясни мне, как это у тебя получается: когда ты просто так поешь, для себя или с похмелья, — это и пением-то назвать нельзя, ты, между нами, отвратительно орешь, хуже ослов, которых я видал на юге. А когда вокруг тебя собирается компания — твой голос гудит, как колокол, и руки сами тянутся к мечу… или к кубку, смотря о чем твоя песня. Что скажешь?

— Меня, между прочим, многие об этом спрашивали. Хотя я и сам не знаю, почему так получается, но, как человек очень умный, я объясняю это дело так: есть у меня одежда, чтобы пить, есть и в канаве валяться — и есть другая одежда, в которой не стыдно и во дворец показаться. Так вот и два моих голоса: один на каждый день, когда никто не слышит, а другой — для хороший компании, которая и винцом угостит, и кошель мой наполнит. Ну, теперь понял, друг Конан?

— Честно тебе скажу, Бёрри: много я успел перевидать плутов за свою жизнь, но такого забавного, как ты, вижу впервые! А до оружейника-то твоего мы дойдем сегодня или нет? Иначе, смотри, окуну я тебя в твоем наряде в канаву, будешь сидеть голый у своей вдовушки, пока она все тебе перестирает!

— Остановись и прислушайся! Что ты слышишь на этой улице? Правильно! Звон молотков и бряцание доспехов! А насчет канавы — неужели ты думаешь, что у меня здесь, в Мэноре, только одна подружка и только один сундук? Ну, вот мы и пришли. Нам сюда, в эти ворота!

Улица, на которую они вышли из тишины сонных садов, была довольно оживленной. По ней взад-вперед сновали шустрые подмастерья, сгибаясь под тяжестью седел, ковровых попон, щитов и ножен. Отовсюду слышались веселый перестук молотков и волнующий кровь звон мечей: рыцари, заказавшие доспехи и оружие, проверяли их здесь же, во дворах перед мастерскими.

И на том дворе, куда они вошли, стройный рыцарь, высекая искры, изо всех сил рубился с дюжим подмастерьем, а потом вдруг остановился и стал осматривать клинок:

— Знатная работа! Не зря мастер Кларс берет так дорого! Теперь пошли, посмотрим кольчуги! — И они ушли, оживленно переговариваясь.

Конан хотел было пройти к мастерским, откуда то и дело выбегали проворные мальчишки, принося и унося шлемы, кинжалы, наколенники и прочие части доспехов. Но Бёрри удержал его за рукав и отступил в тень навеса для лошадей.

Из дома, громко переговариваясь, вышли двое: дородный господин с красным от гнева лицом, сжимавший в руках туго набитый кошель, и коренастый широкоплечий мастер в потертых кожаных штанах и простой рубахе навыпуск. Из-под копны кудрявых черных с проседью волос насмешливо сверкали умные карие глаза, густая борода шевелилась, скрывая улыбку.

— Нет, господин, у меня только заказное оружие и доспехи. Готовое поищи в соседних мастерских, там тебе и подправят, и подгонят, и герб любой на щит поставят, а я делаю каждому рыцарю свое оружие, по руке и по мерке!

— Так сделай и мне! Я же тебе который раз говорю: сделай — и этот кошель твой! Ведь еще целых три дня до турнира!

— Нет, господин, я тебе уже все сказал. За три дня пусть тебе кто угодно делает, только не мастер Кларс! И не нужен мне твой кошель, господин, я сам тебе заплачу, только иди и не мешай мне работать!

— Ах ты, дерзкий простолюдин! Да ты знаешь ли, с кем говоришь! Тебе это даром не пройдет, я не посмотрю, что ты любимчик герцога! Скоро, скоро тебе это уже не поможет! — Бормоча проклятия, толстяк вскочил на лошадь, которую ему подвел мальчишка-конюх, и галопом выехал за ворота.