К вечеру вернулся отряд, ведя в поводу двух лошадей. Акрус, вбежав в комнат Ферндина, с порога начал:

— Они в лесу, мой господин! Эти мерзавцы посмели устроить засаду и убили двоих наших… Мы только въехали в лес и остановились, прислушиваясь, не заблеет ли где овца или не залает ли собака, как вдруг Харис вскрикнул и повалился с коня: стрела вонзилась ему сзади под шлем и вышла из горла! Не успели мы понять, откуда стреляли, как верзила Джабби захрипел и мешком свалился на дорогу. Стрела пробила его кольчугу и пронзила сердце! Мы тут же бросились в заросли, но никого не нашли — те, кто на нас напал, исчезли, как призраки! И ни следа, ни примятой травы, ни сломанной ветки!

Отвернувшись, Ферндин глухо сказал:

— Ладно, ступай… Завтра утром посмотрим, что делать дальше. Пошел прочь, тебе говорю! — Он в бешенстве обернулся, и Акрус едва успел выскользнуть за дверь: тяжелый резной табурет, брошенный Ферндином, в щепки разлетелся, ударившись о косяк.

— Не думал я, старый Дисс, что ты доставишь мне столько хлопот! — бормотал новоявленный барон, стоя у окна спальни. — Я так легко разделался с тобой и твоей многочисленной семьей! Все сулило мне удачу! И вдруг эти дрянные людишки, живущие только потому, что я, господин, им это разрешаю, осмеливаются идти наперекор! Нет, пора обратно в Мэнору! Завтра же! А деревни сжечь дотла!

Наутро Акрус едва разбудил своего господина, всю ночь барона Ферндина преследовали какие-то неуловимые черные тени, они гоняли его то вверх, то вниз, то по кругу, подстегивая невидимым хлыстом, и он метался, стараясь уйти от жгучих ударов, стонал во сне, но никак не мог вырваться из призрачного плена. Лишь когда верный слуга решительно потряс Ферндина за плечо, он открыл глаза и сразу вспомнил все, что произошло накануне.

Акрус неслышными шагами подошел к небольшому столику и вернулся с кубком душистого вина; ноздри слуги раздувались, вдыхая аромат чудесного напитка. Ферндин схватил кубок и, жадно осушив его, откинулся на подушки. Закрыв глаза и ни о чем не думая, он ждал, когда жар и сила кеубы разольются по всему телу, давая ощущение молодости и могущества. Наконец он спросил:

— Ну, что там гости? Еще не перегрызли друг другу глотки из-за девчонок? И осталось ли хоть что-нибудь из еды?

— Нет, мой господин! Ни хлеба, ни сыра, ни мяса, только вино. Гости злятся и говорят дерзости, собираются немедленно возвращаться в Мэнору… Но, мне кажется, без отряда стражников господина барона они не отважатся выехать даже за ворота! — Акрус злорадно усмехнулся.

— Ты прав, этот сброд годится только на то, чтобы жрать и пить, а как до дела — лучше моего отряда не сыскать. Жаль только, что из-за этих негодяев я лишился славных бойцов… Ну, да ничего, отряд большой, и каждый в нем стоит троих. — Он сел и протянул слуге пустой кубок. — Налей-ка! Раз нечего есть, надо хотя бы выпить! И — обратно в Мэнору! Уж там мне придется раскошелиться, чтобы богатыми пирами заткнуть глотки дорогим гостям… Впрочем, они у меня быстро поутихнут. Не успеем вернуться, как они уже все забудут, а их языки без устали станут превозносить мое хлебосольство!

Одевшись, Ферндин решил подняться на смотровую башню. Оттуда, с высоты, хорошо просматривались все окрестности и были видны две соседние деревни — Одлер и Хланк.

Леса вдали темнели узкой синей полосой и лишь здесь, около Бенты, подступали к замку довольно близко. Всмотревшись, Ферндин увидел на пологом холме, там, где дорога светлой полосой уходила в заросли, горстку всадников, то появлявшихся, то снова исчезавших среди деревьев.