Их дрессировщик, толстяк в слишком тугом костюме, не переставая улыбаться зрителям, выбежал следом — но Прю успела заметить, что и у него руки вполне себе настоящие. С каждым новым провалом ведущий сердился все сильнее и, соответственно, трезвел на глазах. Гневно потопав ногами на убегающих, он посовещался с дрессировщиком за кулисами и решил перейти сразу к главному номеру.
Выйдя в центр арены, он с нарочитым задором обратился к аудитории (которая к тому времени еще уменьшилась — двое подростков покинули зал, безудержно хохоча, вскоре после бегства белок):
— Дами! И господа. Па-а-азвольте при-и-идставить: Эсбен Ви-и-иликолепни-и-ий!
Кертис в волнении схватил Прю за руку.
Палатка снова распахнулась, и на сцену неторопливо вышел огромный черный медведь. Он, как все медведи, передвигался на четырех лапах, но что-то ему мешало. Только когда зверь добрался до центра арены и впечатляюще поднялся во весь свой немалый рост, Прю с Кертисом поняли, в чем дело: вместо передних лап у него были два золотых крюка.
Кертис ахнул; Прю тихонько вскрикнула. Мужчина с пакетом арахиса повернулся к ним и шикнул.
— А сичас Эсбен покажет вам свои изюмительние спа-а-асобности! — провозгласил ведущий, подкатывая к стоящему зверю мяч. Эсбен послушно влез на него и покатился по сцене, опасно балансируя на задних лапах. Ведущий не особенно контролировал происходящее: казалось, Эсбен сам прекрасно знает, что от него требуется. По команде ведущего он спрыгнул с мяча; Прю, Кертис и двое взрослых громко захлопали. Прю все еще не могла оправиться от изумления, вызванного столь неожиданным обманом ожиданий. Они искали мужчину; а нашли, естественно, медведя. Кроты ведь не видели и, судя по всему, не различали Вышних — какое им было дело до того, к какому именно виду принадлежит их зодчий?
На аплодисменты в шатер забрело еще несколько праздношатающихся посетителей парка, так что аудитория немного увеличилась. С помощью человека медведь водрузил на лапу широкую жестяную тарелку и принялся вертеть, правым крюком раскрутив ее на изгибе левого. Затем ведущий театральным жестом подал Эсбену железную палку, которую тот поставил на тарелку. Сверху опустили еще одну тарелку, и теперь вращалась уже вся эта конструкция. Растущая толпа одобрительно заголосила.
— Неплохо, — тихонько заметил Септимус.
Представление продолжалось; Эсбен выполнял самые невероятные задания как-то уж слишком сознательно, словно обладал невообразимым для своего вида интеллектом. Зрители только изумленно вскрикивали, но Прю с Кертисом, смотря выступление, окончательно убедились: без лесной магии тут дело не обошлось. Сомнений быть не могло.
В финале Эсбен исполнил изумительно сложный смертельный номер с поставленными друг на друга перевернутыми стульями, горящим обручем и тросом, тянувшимся с потолка до земли. Забравшись на стулья, медведь зацепился крюками за трос и с умопомрачительной скоростью спустился с потолка, проскользнул, невредимый, через горящий обруч и под восхищенные крики появился перед уже наполовину заполненными трибунами. Успех последнего выступления заставил всех забыть о провальном начале. Эсбен спас представление. Циркачи поклонились уставшим хлопать зрителям — к их восторгу, поклонился и Эсбен — и, развернувшись, снова скрылись в палатке. На трибунах зажегся свет; вернулся кассир и стал выгонять всех из шатра.
План действий был очевиден.
У входа за кулисы скучал все тот же охранник. Заметив подходящих ребят, он улыбнулся, обнажив короткие пеньки передних зубов.
— Никак медвежата явились повидаться с папашей?
Кертис нахмурился.
— Нам просто очень хотелось его увидеть.
— Вы не пустите нас к нему? — спросила Прю, включив все свое обаяние.
— Они собираются, — ответил охранник. |