На стол упала тень, и Бомонт поднял глаза на рыжебородого, который высился над ним, пьяно раскачиваясь, но все равно являя собой угрозу. Гадко ухмыляясь, незваный гость протянул руку и неторопливо сбил бобровую шапку Бомонта с его головы, потом защемил нос Бомонта костяшками пальцев, сжал их и жестко крутанул под оглушительный взрыв хохота своих приятелей.

Едва хулиган разжал пальцы, Бомонт сунул афишку в карман, перехватил флейту покрепче и вогнал рыжебородому в горло. Затем мгновенно развернулся, схватил свою шапку и кинулся к дверям, слыша позади булькающий хрип, но не оглядываясь, пока не оказался на большой улице, промахнув за доли секунды половину переулка, где мог легко оторваться от всех троих, вздумай они его преследовать. Над тротуаром висел настолько плотный туман, что определить, есть ли погоня, удалось бы навряд ли, но тот же туман скрывал Бомонта куда лучше, чем преследователей. Карлик свернул на Лоуэр-Темз-стрит и зашагал в сторону Лондонского моста и того адреса, где мог получить свою награду, если его сведений окажется достаточно. Он вслушивался, не зазвучат ли шаги за спиной, но их не было.

V

ПРОСЬБА МАТУШКИ ЛАСВЕЛЛ

— Этот холодный пунш — просто благодать, — сказала Матушка Ласвелл, когда они устроились у кухонного стола, на котором красовались тарелка бисквитного печенья и вазочки с джемом, взбитыми сливками и лимонным творогом. Гостья еще не перешла к цели своего визита, продолжая светскую беседу и, как показалось Сент-Иву, избегая важной для нее темы.

— Сироп для пунша сделан из вишни и апельсина, если не ошибаюсь? Очень славный! — сказала она.

— Из красного апельсина, — уточнила Элис. — Хасбро привез их из Лондона неделю назад. Возможно, под Рождество в сочетании с бренди было бы еще лучше, но для теплого вечера больше подходит ром.

— Полностью согласна, — ответила Матушка Ласвелл с улыбкой, которая, однако, быстро угасла. Женщина зачерпнула джем, а затем сливки и, украсив ими свое печенье, откусила. Закончив вдумчиво жевать, уточнила: — Кажется, бисквиты работы миссис Лэнгли?

— Да, верно. Миссис Лэнгли непревзойденный мастер по части бисквитов, — кивнула Элис. — Сироп тоже ее рук дело. Рецепт придуман еще ее бабушкой. Хотелось бы мне иметь хоть половину кухонных талантов миссис Лэнгли!

— А ей, несомненно, хотелось бы хоть половину вашей красоты. Мне самой хочется, хотя было время, когда я могла взглянуть в зеркало без содрогания.

— У вас нет причин вздрагивать перед зеркалом, — возразила Элис. — В вашем лице больше характера, чем у пяти женщин. Будь я художником, обязательно сделала бы набросок.

— Хотелось бы, чтоб это было правдой, — вздохнула Матушка Ласвелл. — Но я просто старая бестолковая тетка. Натворившая в прошлом кучу глупостей, которые возвращаются ко мне, словно фальшивый пенни, — гостья отложила надкушенный бисквит на тарелку и откинулась в кресле, перебирая крупные стеклянные бусины своего ожерелья — разнообразные версии человеческого глаза, некоторые до жути натуральные. Элис и Сент-Ив ждали продолжения, но внимание Матушки Ласвелл перешло к картине на стене — два орангутана, замершие на ветвях огромного, перевитого лианами тропического дерева, наблюдают за проползающим по нахоженной тропе аллигатором.

— Какая чудесно загадочная картина, — произнесла Матушка Ласвелл минуту спустя. — Обезьяны подобны ангелам, взирающим на мир с высоты, не боясь левиафана.