|
У каждого из нас хватает забот в своих родных местах. Надо было отказаться, Гватемалец. – Иди и откажись, – буркнул южанин. – А я заберу твою долю. Двадцать тысяч новых мексиканских долларов – большие деньги. На следующий день трое вооруженных индейцев на стареньком мини-вэне отправились в ближайший город и сняли все средства со счетов трех сельских общин. Когда они привезли деньги, никто из Четверых не нашел в себе сил отказаться. Теперь, в двух шагах от Холодной Дыры, Махукутах думал о том, что не такая уж это огромная сумма, чтобы рисковать ради нее своей жизнью. Но дело, конечно, не только в деньгах. Репутация гораздо важнее. Вернуться с поджатым хвостом, как побитая собака, – и прожить остаток жизни с клеймом колдуна-неудачника. Махукутах видел таких. Позорное, унизительное зрелище. И совсем другое дело – снискать славу мага, остановившего руку Болон Окте. Вот только Балам-Акаб был прав. Остановить руку Болон Окте невозможно. Храм был похож на оплывшую земляную гору. Склоны горы густо поросли кустарником, напоминавшим темно-зеленую шкуру огромного зверя. Метрах в десяти от земли шкура была подпорчена большой черной подпалиной – прямоугольником вырубленных и сожженных кустов. – Работа гринго, – презрительно фыркнул Ики-Балам. Присмотревшись, Махукутах разглядел уходившую в глубь земляной горы нору – наспех выкопанный тоннель, укрепленный деревянными подпорками. Рядом валялась расколотая пополам каменная плита. Сквозь трещину успели пробиться жесткие колючие метелки енотовой травы. Махукутах наклонился, разглядывая плиту – по краям ее видны были сколы, тут кто-то поработал ломом, причем не особенно заботясь о сохранности древнего монолита. – Это гробница, – сказал Балам-Акаб. – Проклятие Веселой Смерти было спрятано в ней, и гринго вынесли его наружу. Четверо переглянулись. В тоннель не хотелось лезть никому. – Это не то место, – неожиданно произнес Гватемалец. – Как это – не то? – подозрительно прищурился Балам-Акаб. – Не то, и все. – Гватемалец подошел к плите и выразительно сплюнул на нее. – Просто яма в груде старых камней. Можете залезть туда, если хотите, – там нет ничего, кроме заплесневелых костей. Почему-то после этих слов Махукутах испытал облегчение. Солнце склонялось к закату, и от пирамиды тянулась, удлиняясь на глазах, холодная тень. – Откуда ты это знаешь? – спросил Ики-Балам. – Мой нагуаль сказал мне, – ответил Гватемалец и усмехнулся. – Ваши, я вижу, молчат. Это уже было похоже на оскорбление, и Балам-Акаб не выдержал. – Можно подумать, ты болтаешь со своим нагуалем по мобильному. – Нет, – усмешка Гватемальца стала еще более неприятной, – просто я, в отличие от вас, не шарлатан. Прежде чем Балам-Акаб успел сообразить, что его оскорбили еще раз, Гватемалец круто развернулся и зашагал в сторону леса. – Эй! – крикнул ему в спину Балам-Акаб, но Гватемалец даже не обернулся. Он отсутствовал не меньше часа. За это время солнце уже успело спрятаться за стену леса и развалины мертвого города окутали темно-фиолетовые сумерки. В этих сумерках коренастая фигура колдуна показалась Махукутаху ожившим деревом. – Я нашел Холодную Дыру, – сообщил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Она там, в руинах старого дворца. – Ты уверен? – осторожно спросил Махукутах. Гватемалец на него даже не посмотрел. – Сейчас мне надо пожрать, – сказал он. – Разведите, что ли, костер, да поджарьте ветчину. – Послушай, – голос Балам-Акаба звучал почти вкрадчиво, – тебе не кажется, что ты слишком раскомандовался? Гватемалец хмыкнул и вытащил из своего рюкзака банку консервов. |
