Так быстро «птер» еще не летал. И так страшно ему было до этого только раз – когда его нынешние зубы впились в его давешнее тело. Долго ли он так летел – наугад, неведомо куда, – Стёпик так и не понял. Но, опомнившись, увидел, что залетел в неведомую глушь. Под ним простирались болота, реки видно не было. К тому же начинало смеркаться. Да и усталость вдруг накатила такая, что он понял: реку ему до темноты не найти, просто не выдержат крылья. Поэтому Стёпик решился на то, чего не делал до этого ни разу – заночевать под открытым небом. Он быстро отыскал взглядом небольшой – только-только поместиться – островок посреди болотистой топи, спланировал туда и тут же провалился в темный омут сна.

Глава 13

Палема

После разговора с Прокопием Глеб никак не мог успокоиться. Что он там наговорил про мать? Любовь она наружу не выставляет, его от этой великой любви куда подальше отправила… Второй раз уже, кстати. До чего любит – сил нет! Наверное, когда он рядом, от любви ничего делать не может, мешает та любовь окаянная.

Глеб готов был рычать от злости. Сашка это заметила, погладила его по руке, кивнула на корму – не подожги, мол, бензин. Да, это он может, надо бы все-таки успокоиться. Хоть и давненько с ним приступы пирокинеза не случались, а рисковать не стоит.

Глянув в сторону двигателя, мутант невольно задержался взглядом на Тиме. Про него старец тоже наговорил странностей. И то, что тот сам не свой, на Глеба давешнего похож, и то, что не храмовник и не морозовец. Как ни уважал мутант Прокопия, тут всё же засомневался в его словах. Да и как не засомневаться? Ладно, не морозовец Тим, это понятно, таких морозовцев не бывает. Да и что бы морозовцу у Святой делать? Правда, Лик-то как раз делал, но то совсем другой случай. Тим, конечно же, храмовник, по-другому и быть не может, попросту нет других вариантов. Разве что он бандит, но это уж вовсе нелепость. Во-первых, бандиты – это не допущенные в Устюг «дикие» мутанты, а какой Тим мутант? Во-вторых, что бы делал бандит у храмовников? И не просто у храмовников – ладно бы тайком затесался, хоть и это бы вряд ли прокатило, – а возле самой Святой. Если уж мать дала им его в провожатые, значит, доверяла, ну а чтобы какой-то тупорылый бандит к ней в доверие влез – проще и в самом деле в ее неземную материнскую любовь поверить. Так что, как ни крути, а с Тимом Прокопий ошибся. И с тем, что мать его, Глеба, от какой-то опасности спасает, тоже пальцем в небо ткнул. Хотя старик и сам сказал, что это лишь версия. Нет, годы всё же дают о себе знать – сдает Прокопий. А показывать этого стыдится, вот и сочиняет что ни попадя.

И всё же во время следующей остановки напротив Мителева, немного не доехав до Ильинского, Глеб не выдержал и спросил у провожатого:

– Тим, а ты вообще кто?

– Человек, – буркнул тот.

– Понятно, что не лось. Я о другом: ты матери давно служишь? Что-то я тебя возле нее не припомню.

Тим недобро сверкнул глазами, но всё же процедил сквозь зубы:

– У Святой я недавно, до этого в патрули ходил.

– И чего же она тебя вдруг приветила?

– Глеб, чего ты пристал к человеку? – не выдержала Сашка. Непонятный допрос ей явно не нравился.

– Мне хочется знать, кто нас охраняет, можно ли на него положиться. А то полезут враги, а он деру даст.

– Не дам! – вскинулся Тим. – Я обещал Святой, что привезу вас назад живыми. Если сам останусь жив…

– Ты уж останься. А то как мы без тебя, убогие?

– Глеб! – взмолилась Сашка. – Прекрати, пожалуйста. Что на тебя нашло?

Глеб и сам не знал, что.