— Вы убили Ребекку Хауорт двадцать шестого ноября этого года? — спросил Крис Петтифер обычным ровным тоном, лишенным даже намека на враждебность.

— Без комментариев.

— Вы убили Адама Роули тридцатого апреля две тысячи второго года?

— Без комментариев.

Она говорила охотно и спокойно, словно происходящее — просто игра.

— Вы попытались инсценировать убийство Ребекки таким образом, чтобы полиция приняла это за очередную жертву Поджигателя?

Ни малейшего признака волнения.

— Без комментариев.

Я сидела рядом с суперинтендантом, глядя на экран телевизора, по которому шло прямое видео из комнаты для допросов. Годли, не двигаясь и почти не мигая, следил за событиями. Сзади подходили другие детективы и, постояв несколько минут или часов, уходили. Луиза Норт с невероятным упорством отражала нападки наших лучших дознавателей, специально обученных допрашивать самых опасных преступников. Они по очереди пытались сломить сопротивление сидящей перед ними женщины, но все их усилия были тщетны.

— Упрямая штучка, — заметил Билл Поллок за моей спиной. — Даже бровью не ведет.

— Она всегда такая, — кивнула я не оборачиваясь, — непробиваемая как танк.

Услышав мой унылый тон, Годли на полсекунды оторвал глаза от экрана и взглянул на меня.

— Не сомневайся в себе, Мэйв. Пусть поначалу она тебя обманула, но в конце концов ты ее разоблачила. Доказательства у нас на руках. Факты не лгут. Даже если остальное — только догадки, они выглядят весьма убедительно.

Я была благодарна боссу за поддержку, но знала, что уголовный суд неохотно дал согласие на арест Луизы. Как только убийство Ребекки окончательно убрали из списка преступлений, вменяемых в вину Размигу Сельваджи, юристом по делу Хауорт назначили Венецию Галлоуэй — чопорную даму лет сорока пяти, в которой, кроме имени, не было ничего романтического, — сухую, строгую и, насколько я знала, напрочь лишенную чувства юмора. Я видела ее издали: она стояла в кабинете Годли, скрестив руки на груди и сжав губы в куриную гузку, когда составленное нами обвинение начало рассыпаться из-за отсутствия признания.

Похоже, мы ничего не добьемся от Луизы Норт. Она держалась невозмутимо-вежливо, и даже самые личные, на грани оскорбления, вопросы не могли вывести ее из равновесия. Рядом с ней сидел ее адвокат — крупный мужчина в полосатом костюме, с массивной золотой печаткой на мизинце правой руки. У него был вид человека, который не должен проводить слишком много времени в полицейском участке. Он возглавлял солидную фирму по подготовке адвокатов-криминалистов, считался лучшим в своем деле и одним из богатейших людей в стране.

Тот факт, что Луиза взяла себе в адвокаты самого Таддиуса Секстона, говорил о ее компетентности. Его репутация была такой же внушительной, как и он сам. Впрочем, сейчас он не слишком усердствовал, отрабатывая гонорар. Похожий на моржа, который потратил немало времени и средств на Сэвил-роу, он сидел, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза, а его клиентка самостоятельно отвечала на вопросы.

— Вы завидовали Ребекке? — Дорнтон вел допрос более напористо, чем его коллега, но на Луизу это не действовало.

— Без комментариев.

— Это правда, что вы спали с ее бывшим парнем? — спросил он с явной насмешкой в голосе.

— Без комментариев.

— Ее все любили, не так ли? А вас кто-нибудь любил?

— Без комментариев.

Будучи опытными дознавателями, Дорнтон и Петтифер старательно скрывали досаду на непреклонность Луизы, однако за пределами комнаты для допросов давали выход эмоциям. Частота перерывов служила для Луизы и Секстона единственным показателем нашего бессилия, а между тем время неумолимо бежало.