– Мы могли бы и сейчас, – встрял Иван, – но деньги нужны на развитие предприятия.

– Да, – подтвердила Даша. – Мы всё хотим изменить. Больше не будет никакого крепостного права. Люди будут работать пять дней в неделю, как и положено.

– И вообще, – Иван сделал широкий жест рукой.

– У Ивана грандиозные планы, – пояснила Даша, скупо улыбнувшись. После всего пережитого девушкой и эта едва заметная улыбка вселяла большие надежды.

– Я вообще-то не ожидала, что Денис Сергеевич захочет продать свою долю. Никто и не предполагал в нём такой чувствительности. Сказал, что не может пережить свалившегося на него позора.

– А не надо было жену в чёрном теле держать, – не удержавшись, пробурчал Иван.

– Может, и не надо было, – печально согласилась Даша.

Почти два месяца назад в дом к заждавшимся его детективам пожаловал Шура. Вид у Наполеонова был как у старого, закалённого в боях и заслуженного генерала.

– Шура! Хватит уже строить из себя Александра Македонского и Цезаря в одном лице! – прикрикнула на него Мирослава. – Рассказывай всё подробно!

– Чего рассказывать-то? – прикинулся он непонимающим.

– Как развивались события после того, как я тебе всё преподнесла на блюдечке.

– Так уж и на блюдечке, – проворчал Наполеонов.

– Сейчас как тресну! – пригрозила ему подруга детства.

– А как же принцип Бабы-яги, – попробовал качать права Шура, – сначала покормите…

– Не получишь ни крошки, пока не расскажешь всё от начала до конца, – перебил его Морис.

– И ты, Брут, – обиженно протянул Наполеонов, – от тебя я этого не ожидал.

– Рассказывай! – настойчиво требовала Мирослава. – А то Брут даст тебе прут!

– Жестокие люди, – вздохнул Наполеонов и, подумав про себя: «Чем быстрее расскажу, тем скорее получу еду», вздохнул и начал свой рассказ:

– Короче, поехали мы в одиннадцать вечера к охраннику Кобылкиной Петру Зиновьевичу Трофимову.

– Он ночует дома?

– Да, телохранителем он работает до девяти вечера, исключая те дни, в которые Эльвира Родионовна куда-то отправляется без мужа, например к подруге. В откровенной беседе Петя, пардон, Пётр Зиновьевич жаловался на обилие сверхурочных. И точно! После изъятия его простыней мы убедились, что парень трудится, не покладая не только рук.

– И с кем же он трудился?

– С Эльвирой Родионовной. На этот счёт сам Петя, пардон, Пётр Зиновьевич запираться не стал. Только умолял, можно даже сказать, в ногах валялся, чтобы я ничего не говорил о его сверхурочных хозяину, то есть Кобылкину Денису Сергеевичу, ссылаясь на то, что последний порвёт его на куски.

– Что же он раньше об этом не подумал?

– Говорит, что думал, и много. Эльвира Родионовна начала домогаться Петю, пардон, Петра Зиновьевича, чуть ли не с первого дня. Он держался больше месяца и всё-таки не устоял. Эльвира Родионовна же писаная красавица. – Шура картинно облизнулся.

– Что дальше-то? – спросила Мирослава.

– А дальше всё как ком снежный под гору покатилось. Петя запираться не стал. Мол, закрывал глаза на шашни своей хозяйки с Тавиденковым. Тут уж он ничего понять не мог.

– Чего понять не мог?

– Эльвира дружила со Стеллой Эдуардовной.

– Может, Стелла Эдуардовна ни о чём не догадывалась, – предположил Морис.

– Как бы не так! – весело хихикнул Шура и потёр руки.

Морис посмотрел на Мирославу. Та в ответ неопределённо пожала плечами.

– Что, голубки, – подмигнул им обоим Наполеонов, – и вам невдомёк, как и Петрухе.