Сестра Мэрион приступает к еще одному стихотворению, а я в это время планирую свой побег после урока. За минуту до звонка моя рука придвигает рюкзак, а когда, наконец, раздается звонок, я начинаю действовать: бросаюсь к двери, чтобы побыстрей отсюда убраться – и прямиком домой. Хоть бы отец не сосал нынче свое пиво. Как я его в эти минуты ненавижу! Сквозь скопище своих сверстников проталкиваюсь к выходу, игнорируя гневные надписи в вестибюле: «ХОДИТЬ, НЕ БЕГАТЬ!»

Вырвавшись из школы, припускаю во всю прыть, поминутно оглядываясь. К тому моменту, как добегаю до большого дерева за детской площадкой, я уже задыхаюсь и хриплю. Здесь скидываю свой рюкзак с книгами и облегченно усаживаюсь под дерево. Ну что ж, получилось. Сегодня я не пелотка.

– Ку ку!

Я растерянно моргаю: надо мной стоит Николас, а из за дерева выходят еще пятеро. Перехватывает дыхание: Николас толкает меня ногой в грудь и выбивает из груди весь воздух. Я хриплю.

– Генри сегодня чуть не обделался. Навалил в штаны, штаники полны…

Пятеро его прилипал начинают нараспев: «Навалил в штаны ы, штаники полны ы…»

– А ну почитай нам стишки, – кривится усмешкой Николас, вынимая какую то книгу. – Я тут прихватил книженцию сестры Мэрион. – Он открывает хрестоматию и запихивает мне в руки: – На, читай.

По щекам у меня струятся слезы (этого еще не хватало).

– Я… я… не могу, – слезливо выговариваю я.

– Можешь, можешь, – усмехается Николас и, отдернув меня от дерева, валит на спину. Затем садится мне на грудь, держит перед собой книгу и что то там читает.

– Теперь ты, – говорит он, притискивая ее к моему лицу.

Я силюсь втянуть воздух, но его нет. Начинаю снизу давить на книгу и Николаса. Внезапно он исчезает. Я кое как опираюсь на руки – и вижу, как Николаса лупасит тот новенький. Теперь на спине уже Николас, а новенький оседлал его и осыпает ударами. Смотреть на это я не могу и, вскочив, кидаюсь наутек.

* * *

– Томас Уитакер! Кевин пришел! Пора в школу.

На мамин крик я хватаю сумку с книгами и бегу вниз. Но у двери меня останавливает еще один ее окрик:

– А ну ка стой, спринтер!

– Ну мама, – протестую я, нехотя оборачиваясь к ней.

Она вытирает руки о фартук и наклоняется, указывая на свою щеку. Я ее целую, и она говорит:

– Ну вот, совсем другое дело. Будь внимательным и молодцом.

– Ладно, – мычу я, и она жестом открывает мне путь к свободе.

Не давая ей удумать что то еще, я бросаюсь к двери и выбегаю на крыльцо, где внизу у ступеней стоит Кевин, уминая пончик с глазурью. В стремлении оттяпать хоть половинку вкусняшки я коршуном ныряю к нему. Но он со смехом запихивает в рот последний кусочек.

С напускной обидой я смотрю, как Кевин облизывает пальцы.

– Папа завтрак сготовил, – поясняет он. – В смысле, сгонял за пончиками. Люблю, когда мама на работу спозаранку уезжает.

– Козлина, – упрекаю я.

– Да на, – он протягивает пакет с еще одним.

– Значит, не козлина, – исправляюсь я, вскидывая сумку на плечо и принимая дар под отзвуки далеких сирен. – Спасибо.

Мы неспешно идем; сирены между тем становятся громче.

– Интересно, чего это там, – недоумевает Кевин, оглядываясь через плечо, а затем снова на меня. – Наверное, старикан Майклс из магазинчика на углу опять дубасит жену.

– Или собаку, – высказываю я предположение. – Я слышал, он и собаку свою колотит.

– Да ну! – не верит услышанному Кевин.