Но Белый свернул на восток. По всем здравым расчетам он шел на сознательную гибель. У него был один шанс из тысячи, если бы он рванул к одноколейке, но в глухой тайге шансов нет…

* * *

В самом сердце старой Москвы, на Сивцевом Вражке, в престижном кирпичном доме, где квартиры – музеи, а не жилье, собиралось совещание для узкого круга лиц. Кстати, о музеях. Кое-что из музейных редкостей украшало квартиру, о которой пойдет речь, но никто не говорил об этом вслух. Здесь можно восхищаться, любоваться, но не задавать глупых вопросов.

Хозяин роскошных апартаментов вышел из ванной комнаты в белом махровом халате, продолжая вытирать взъерошенные посеребренные волосы цветастым полотенцем. Его босые ноги по щиколотку утопали в ворсе зеленого ковра. Этакий газончик на четырнадцатом этаже. Стоявший у дверей швейцар согласно моде носил не ливрею, а обычный двубортный костюм пятьдесят шестого размера и скромный однотонный галстук. Размер воротничка соответствовал размеру головы, и – как неотъемлемая часть туалета современного двереоткрывателя – трубка мобильной связи в левой руке. Меняются времена, меняется мода.

– Ну что, Ник? – спросил хозяин у ключника.

– Все в сборе, Дмитрий Николаевич. Они в гостиной.

– Вот и чудненько.

Насвистывая популярную песенку, хозяин прошел по длинному широкому коридору и свернул в последнюю комнату. Здесь было светло, просторно и накурено. Появление в арочном проеме человека в домашнем виде никого не смутило. Двое мужчин сидели на диване и один в стороне, особняком, в глубоком плюшевом кресле.

Дмитрий Николаевич сделал общий жест приветствия, прошел к окну и открыл балконную дверь. Свежий морозный воздух ворвался в помещение, но зима не смущала босого человека в халате; отбросив полотенце, он присел на крутящийся табурет у рояля и осмотрел присутствующих. Его взгляд остановился на мужчине в кресле. Он сидел смирно и ждал, когда к нему обратятся. Жесткие черты лица, тонкие губы и ямочка на подбородке. Человек без внешних недостатков, но имеющий отрицательный заряд обаяния. Глядя на него, трудно поверить, что такие люди имеют хороших друзей, крепкую семью, поднимают тост за чье-то здоровье и желают кому-то счастья и долгих лет жизни.

– Прошу, господа, познакомиться. Перед вами, на мой взгляд, самый опытный сыщик среди тех людей, кто заслуживает этого звания. Не будем путаться в именах, рекомендую называть его Фил. Коротко и доходчиво.

Все присутствующие знали слабость хозяина к американской беллетристике и превращению любого имени в аналог заокеанского. Дмитрий Николаевич старался подражать литературным крестным отцам и выглядеть холодным и лаконичным, что никак не вязалось с его мальчишеской энергией и темпераментом, который он сохранил до сорока восьми лет.

– Итак, любезнейший Фил, вы видите перед собой двух разгильдяев.

Одного зовут Чук, другого Гек. Вы наверняка читали о них в детстве. Но вот они выросли. Детки одной мамы и живут тем, что ждут Деда Мороза, который положит им подарки под елку Великовозрастные детишки забыли, что сегодня надо работать в поте лица, а не ждать манны небесной. Сегодня все нужно брать своими руками и уметь удерживать взятое. Но эти господа умеют только терять. Я прав?

Никто не отвечал. Ритуал нудного журения подходил к концу. Хозяин достал из халата кожаный портсигар и, закуривая коричневую сигарету, внимательно разглядывал полулитературных Чука и Гека. Как и в сказке, они не походили друг на друга. Тот, кто носил кличку Чук, смахивал на банкира, каким его изображали карикатуристы в старых номерах «Крокодила».