Филя достал из кармана пухлый конверт и передал полковнику – Здесь все за последнюю работу.

– За что вас уважаю, сэр, так это за своевременность и точность.

– Мы люди военные, Геннадий Иваныч. – Фил довез своего помощника до метро «Красные ворота» и поехал по Садовому кольцу к проспекту Мира.

* * *

Теплая зимняя дача в небольшом поселке не выглядела хоромами по сегодняшним стандартам. Когда-то очень давно в далеком забытом детстве Фила его отец получил участок земли в районе Ивантеевки. Здесь были чудные места, лес, река, тишина. Земля досталась ветеранам НКВД, и каждый на свой лад строил свое жилье. В шестидесятых провели свет; потом газ, водопровод мастерили собственными силами, когда Фил уже стал студентом МГИМО. Летние и зимние каникулы Фил проводил с отцом на даче. Отец умер в застойные времена, и сын тяжело переживал утрату. С тех пор Фил остался один. Еще при жизни Трошина-старшего младший был принят в ряды чекистов. Затем женился, но вскоре развелся.

Фил любил дачу, тишину, книги, шахматные задачки и кроссворды.

Жена любила Москву, шумные компании, рестораны и на худой конец – телевизор.

Развод прошел безболезненно, и с тех пор Фил не думал о женитьбе, однако от женщин не отказывался и раз в год в кого-нибудь влюблялся. Краткосрочные романы кончались, как запои, и он вновь принимался за дело. О даче под Ивантеевкой никто из друзей Фила не знал. Правда, у него никогда не было друзей, но даже сослуживцы и приближенные ничего не подозревали. Здесь была его база, укрытие, здесь он мог уединяться, не думая, что кто-то сможет его побеспокоить. Мой дом – моя крепость!

Фил снял замок с калитки и прошел через участок к дому. После того как он запер двери на все возможные замки и засовы, он подбросил дров в печь и разжег огонь. Некоторое время он молча сидел в кресле, слушая, как трещат дрова, затем принялся за дело. Сундук был отодвинут, ковер отброшен, щеколда открыта и крышка погреба поднята. Из темноты пахнуло холодом и сыростью. Фил нащупал выключатель на верхней доске, и в каменном мешке вспыхнул ровный желтый свет. Кошмарный каземат имел по два метра во все стороны. Цементный куб. Лучшее место для съемок камеры Дантеса в замке Иф найти трудно. Но если вспоминать графа Монте-Кристо, то, по мнению Фила, здесь содержался в заточении аббат Фариа, владелец тайны острова сокровищ.

Хозяин спустился по скрипучей лестнице вниз, где половину каземата занимала железная ржавая кровать, покрытая голыми досками. На старой больничной койке лицом к стене, накрытый телогрейкой лежал ребенок.

Вспыхнувший свет и скрип ступеней разбудили спящего, и он от неожиданности вздрогнул. Перевернувшись на другой бок, он приподнялся на локти и открыл глаза. Обман зрения. Это был не ребенок, а зрелый мужчина с обросшими впалыми щеками и крупной лысой головой. Красные, влажные от бессонницы глаза смотрели с ненавистью и злобой. Серо-желтое лицо покрывали глубокие морщины.

Левая нога в носке торчала из-под ватника, а на щиколотке был надет наручник, второй браслет которого сцепил крепкой хваткой железный прут кровати.

– Еще не сдох? Ну живи, пока живется, – весело начал Фил. Его лицо выражало удовлетворение и превосходство.

Крошечный человечек не отвечал. Он только пожирал взглядом своего мучителя и ждал очередной провокации.

– Да, не очень-то тут уютно. Но жить, как я вижу, можно.

– Воды дай, – облизывая пересохшие губы, прошептал узник.

– Все получишь. И воду, и еду, и даже воздух, когда поймешь, что пора открыть рот. Ведь ты должен понять, Гном, что я тебя не выпущу, пока не услышу все, что хочу услышать.

– У меня рана на ноге гниет, и эта крыса не дает спать. Или убей ее, или она перегрызет мне глотку. Я уже устал воевать с ней.