— Из Калининграда, — подтвердил тот же рыболов. — Последним автобусом выехали, чтоб на рассвете порыбачить. Собирались развести огонек на бережку, да такая морось, что невмоготу.

Слесаренко внушительно сказал:

— За огонь в лесу — знаешь? Жестоко оштрафую!

— Вот, вот — штрафа испугались! — хохотнул низенький. — И порешили развести огонек в желудке, а не в лесу… Горючего две бутылочки имеются, — он доверительно понизил голос. — И теперь задача — столик бы с лампой, а на завершение — две бы коечки до утра…

Объяснение незнакомца сомнений не вызывало. Последний автобус из Калининграда на Ниду прошел вечером, с него всегда сходили рыболовы. И редко кто из рыбаков отправлялся сюда, не прихватив с собой — против сырости — бутылочку «газу».

Все же Слесаренко потребовал документы.

— Уже и рыбу без паспорта нельзя половить, — не удержался низенький, но паспорт достал.

То же сделал и второй.

Паспорта были калининградские, один на имя Мартынова, это был низенький, другой — на Семенова. Оба были прописаны в соседних домах по улице Пролетарской. Слесаренко хорошо знал эту улицу, она шла из парка мимо озера, через новостроящийся центр города, к Преголи. Улица была солидная, на ней жили рыбаки, служащие, строители.

Мартынов снова поинтересовался насчет столика и коечек.

— Столик найдем, коечки тоже не проблема, — сказал Слесаренко, смягчаясь. Он любил выпить, особенно в плохую погоду. Жена покупала водку редко, по большим праздникам и на его день рождения. Однако не возражала, когда мужа угощали другие: подвыпив, Слесаренко делался добрым и смирным…

Заведующий турбазой зашагал впереди, освещая фонариком дорогу к дому. Дети и жена уже спали, поэтому, предупредив гостей, чтобы вели себя тихо, Слесаренко пропустил их в первую комнату.

Гости сбросили с плеч объемистые рюкзаки. Высокий поставил на стол две бутылки «Столичной», второй извлек и мигом вскрыл две банки консервов.

— Сардина, — с уважением сказал Слесаренко. — Калининградская. Обожаю.

Он с наслаждением выпил граненый стаканчик. Пока закусывал, гости налили еще. Слесаренко опорожнил и второй. Осилил и третий. Но потянуло в сон.

— Назюзюкался, — определил низенький, кивая на хозяина. — Быстренько его разбирает!

Высокий лишь хмуро кивнул. Он решительно не хотел говорить. Даже на прямые вопросы он ограничивался односложными ответами: «да», «нет», «хм».

Слесаренко обидела насмешка гостя.

— Назюзюкался? Ни в одном глазу! Ну, максимум… на полглаза!

— А как с коечками? А утречком бы — ходкую шлюпочку!

Слесаренко с усилием поднялся. Третий стаканчик был самым коварным.

— Пошли. Все устрою. А шлюпки… Значит, так. «Стриж», «Ласточка», «Белая чайка» — сами выбирайте, сами поплывете. Айда за мной!

На дворе туман стал таким густым, что свет фонарика пробивал его лишь на метр. Слесаренко открыл один из пустующих домиков и пожелал гостям доброй ночи. Возвратившись домой, он скинул сапоги, завалился на диван и сразу утонул.

Когда в дверь постучали, ему показалось, что спал он всего несколько минут. Слесаренко вскочил, осмотрелся. В окне было так же непроглядно темно. Включил свет. Часы показывали шесть утра.

В комнату вошли лейтенант и два солдата. Лейтенанта Слесаренко знал: тот был с соседней погранзаставы.

— Садитесь, — пригласил заведующий турбазой, но лейтенант нетерпеливо махнул рукой.

— У вас все в порядке, товарищ Слесаренко? Происшествий ночью не было?

Слесаренко ответил, что происшествий нет.