— Мы с Чимбиком как раз болтали, когда он пришёл, — продолжал рассказывать клон. — Зашёл, приветливый такой мужчина, вежливый, спрашивал, кого и как ранило, подарки раздавал — коробки с разными вкусными вещами. У Баламута — садж, помнишь, из Второй пехотной? — долго сидел. Баламуту тогда плохо было — его в живот ранило, а это очень больно. Так он у его койки с полчаса сидел, за руку держал…

— Эта лицемерная тварь умеет изображать сочувствие и участие, — с ненавистью в голосе произнесла Эйнджела. — Я даже не уверена, кого больше хотела бы прикончить — его, или Тормуса…

Чимбик слушал её, борясь с желанием прижать эмпатку к себе, как это делал Блайз со Свитари, и не отпускать. Наконец, не выдержав, он подался вперёд, накрыв её руку своей ладонью, и замер, испугавшись собственной дерзости. Эйнджела несколько секунд растерянно смотрела на его руку, а потом пересела, устроившись рядом с Чимбиком и прижавшись к нему, почти как тогда, на лайнере. Только теперь это была не чарующая сказочница, а загнанный и затравленный зверёк, нашедший убежище, в котором можно хоть ненадолго спрятаться. Клон неумело обнял её, словно закрывая от остального мира, отчаянно желая вернуться в прошлое, всё исправить и избавить Лорэй от тяжести и боли этих воспоминаний.

— Прости за то, что я говорила, когда нас поймали, — тихо попросила Эйнджела. — Это был единственный способ сохранить хоть какую-то свободу и что-то сделать.

Чимбик осторожно провёл ладонью по её волосам и поправил сползший капюшон плаща.

— Не надо извиняться, — так же тихо ответил он. — Я всё понимаю. И… Спасибо за то, что вытащила меня.

Эмпатка улыбнулась, чуть отстранилась и осторожно пробежала пальцами по нижней части шлема сержанта, пытаясь понять как тот снимается. Нашарив защёлки в районе челюсти клона, она осторожно нажала на них и медленно, неумело стянула с него шлем.

— Так гораздо лучше, — ласково улыбнулась полукровка и неожиданно попросила. — Оставайся с нами. Мы можем улететь куда захотим. Вместе.

Соблазн был велик. Очень. Сержанта молнией пронзило понимание — у него тоже всё может получиться, как у Блайза. Вереницей пронеслись картинки его будущей жизни: свобода, бесконечное число возможностей, огромный новый мир перед ним, ладонь Эйнджелы в его руке. Он узнает, каково это — быть любимым женщиной, целовать её, быть рядом с теми, кто его любит.

Следом пришла другая, отрезвляющая мысль. У него всегда были такие люди. Те, кто его любили. Те, с кем он рос, учился. Те, с кем пошёл в свой первый бой. Те, кто навечно остался там, на том проклятом плато, сложив голову в самоубийственных атаках. И те, кому ещё предстоит погибнуть за идеалы Республики, в которые лично он, Чимбик, уже не верил. И оставить их, даже ради того, чтобы быть рядом с Эйнджелой… — это было выше его сил.

— Нет, — слова больно царапали горло, словно были скручены из колючей проволоки. — Я же говорил, что не могу этого сделать, помнишь? Там моя семья, понимаешь? Там я нужнее.

Эйнджела грустно посмотрела на него и кивнула, вновь прижавшись к холодной мокрой броне.

— Но теперь я наконец могу ответить, чем отличаюсь от тех рабов с оружием, — сержант сумел выдавить ободряющую улыбку. — Потому что я сам это выбрал. Как свободный человек.

Сержант перевёл взгляд на Блайза и только теперь заметил, как плохо его брату. Он, кретин, рассусоливает тут свои печали совершенно не думая о том, каково всё это слышать брату, решившему дезертировать.