Я почти не говорю по-английски, но знаю некоторые судоходные термины и могу поддержать примитивный разговор.

— Где ваш шаррас?

— В воде…

— Как? Выброшен в море?

— Нет, в воде трюма.

— Ол райт…

Я открываю люк, ведущий в трюм, и освещаю темноту, откуда слышится урчание насосов и доносится резкий запах козьих шкур. Луч света падает на мокрые мешки, и полицейский отходит от люка с удовлетворением. Я спрашиваю:

— Могу ли я сойти на берег сегодня вечером? Мне нужен плотник.

— Я не возражаю, но не трогайте здесь ничего, пока завтра утром не придет таможня…

Полицейские покидают судно. Мы закрываем кран и останавливаем насосы. Кораблекрушение окончено! Теперь можно и поужинать.

XX

Весовщик

Итак, первый акт спектакля сыгран. Я надеюсь, что завтрашняя встреча с таможней пройдет не менее успешно.

Еще не поздно, и я отправляюсь к моему шипчандлеру Дельбурго, чтобы спросить у него совета.

Причалив к берегу в пироге, я встречаю часового-сомалийца, который узнает меня и окликает моим арабским именем Абд-эль-Хаи. Меня знают во многих сомалийских племенах и особенно в тех, откуда родом мои матросы. Этот человек — брат Мухаммеда Мусы, плававшего со мной, когда я начинал заниматься ловлей жемчуга. Часовой пропускает меня на берег, пообещав, что предупредит своего сменщика, чтобы тот позволил мне вернуться обратно.

Придя к Дельбурго, я нахожу его лавку закрытой, но замечаю в окне второго этажа движущиеся тени. Я несколько раз окликаю своего приятеля по имени, и наконец он впускает меня, удивляясь моему появлению в столь поздний час. Я рассказываю Дельбурго о своих приключениях.

— Знаете ли вы, — спрашивает он, — что приехал Мондурос? Я видел его позавчера.

— Что же он делает в Адене?

— В агентстве по морским перевозкам мне сообщили, что он собирается плыть в Гамбург.

Это известие было бы чрезвычайно важным, если бы я действительно привез сюда шаррас. Тем не менее оно свидетельствует, что Троханис или Зафиро по-прежнему не теряют меня из вида.

— Вы не знаете, на каком пароходе он поедет?

— Думаю, что знаю. «Блюфуннель» отплывает на этой неделе, и я отправляю с ним в Гамбург множество товаров.

Появление Мондуроса не очень-то меня тревожит, поскольку он идет по ложному следу. Однако грек может представлять некоторую опасность, поскольку он видел в Эфиопии настоящие мешки с шаррасом и заметит подмену. Дельбурго уверен, что Мондурос приехал, чтобы сопровождать мой товар, и находится в сговоре с капитаном парохода. Подумав, он предлагает:

— Если вы обратите внимание властей на человека, замешанного во многих делах, связанных с контрабандой, я думаю, что ему не разрешат сесть на судно, где будет находиться ваш шаррас.

Тотчас же шипчандлер сочиняет письмо на английском языке, которое я переписываю и вручаю ему по его просьбе.

— Будет лучше, если я сам отнесу его завтра утром, — говорит Дельбурго, — нужно, чтобы оно своевременно дошло до наместника.

Кроме того, меня волнует разница в весе моих тюков, и я делюсь с Дельбурго своими опасениями.

— Это меня особенно тревожит, — добавляю я, — так как залог в пятьдесят тысяч франков, оставленный в Джибути, будет возвращен мне лишь по предъявлении свидетельства о том, что я привез сюда шесть тонн. Если в документе будет проставлен меньший вес, могут последовать осложнения.