Они вышли, обогнули дом слева, попали в совершенно жуткий, заваленный помоями до четвертого этажа двор, с трудом протиснулись в какую‑то щель между мусорными ржавыми баками.

– Вот он, – снова проблеял мужлан, протянул потную розовую ладошку, – Деньги давай!

– Получай! – Крузя развернул мужлана, дал хорошего пинка, так что незадачливый вымогатель полетел в слизь и мерзость, на миг затих, а потом опрометью бросился наутек.

В дальнем баке, в темноте, на куче сгнившей, парящей гадости лежал сам Хук Образина, выпускник Школы космодесантников, боец‑смертник, прошедший сотни жутких планет, весельчак и красавчик в свои молодые годы, любимец всей космической шатии‑братии. Был он страшен. У Дила даже руки задрожали. Не приведи Господь увидать в таком виде того, кого знал иным – сильным, здоровым, отважным до бесшабашности, везучим.

Это судьба! – молнией вновь пронеслось в мозгу у Дила Бронкса. – Это судьба всех десантников и космос пецназовцев: или смерть, или безумие, или... это!

Хук был гол по пояс, на изможденном, костлявом до невозможности скрюченном теле синели, багровели, зеленели кровоподтеки, ссадины, синяки, рубцы. Видно, его долго били, зверски, беспощадно, били то ли за монеты, то ли за украденное белье. На Хуке не было ни единого живого места.

– Они его накачали и изуродовали, сволочи! – процедил Крузя. – Вот скоты! За эти поганые тряпки! Им плевать, что он больной, что он дошел до точки, плевать!

Дил Бронкс осторожно положил свою черную огромную лапу в перстнях на изможденное бледное плечо встряхнул тихонько Хука.

Тот дернулся и застонал, он был жив.

– Погоди малость! – Дил быстро отстегнул наручный клапан комбинезона, выдавил из медфутляра шприц‑инфокатор, прижал его плоским раструбом к голой холодной спине Хука, надавил, прямо под лопатку. Хук снова застонал. Дил отбросил шприц. Вынул второй, третий... потом сорвал с шеи ленту анализатора, прилепил под кадыком. Больше он сделать ничего не мог. Нет... он сорвал с пояса крохотную фляжку с настоем круа‑гоня, целебной травы с Сельмы, влил в рот Хуку. Дал немного отдышаться, потом подхватил тело на руки.

– К боту! Быстрее к боту! – бормотал он под нос, будто сам себя уговаривая.

– Я следом! – крикнул в спину Арман‑Жофруа. Он не хотел просто так покидать это место.

Где‑то вдалеке остервенело залаяла осипшая и явно больная собака. На этот лай отозвались псы всей округи.

Под хохот двух голых проституток из кучи отбросов выползла пьяная трясущаяся старуха в черных мокрых лохмотьях.

– Куда, старая карга! – завизжала одна из девиц, с окровавленным грязным бинтом на шее. И бросила в старуху огрызок яблока. – Вали назад, сука! Не порти вида, мать твою!

Старуха послушно уползла в свою нору. Но собаки все лаяли. Одна выла протяжно и предсмертно. Арман бросил взгляд на проституток – и кого это они тут ловят?

Неужто и здесь еще есть мужчины?! Он пытался сдержаться. Но не получилось. Сатанинский вой добил его.

– Будьте вы все прокляты! – процедил он сквозь зубы.

И бегом взбежал на десятый этаж. Дверь на этот раз была заперта. Крузя не стал церемониться – вышиб ее со второго удара, был еще порох в его пороховницах.

– Куда‑а‑а?! – завизжала оглушительным визгом вскочившая с постели Афродита. Сейчас она как никогда оправдывала свое прозвище – с губ на подбородок текла желтая, крупная пена. При первых же воплях пена полетела по сторонам. – Куда‑а, га‑ад?!

Слева мелькнула тень. Но Крузя успел вышибить дешевенький старый парализатор из руки тщедушного лысого негра лет двадцати пяти – не все навыки Крузя порастратил на космическом заправщике. Доходяга рухнул мешком.