– Это все правда, Ваня, – пробурчал Гуг, словно угадав мысли. – Ты много не знаешь. Я тоже много не знал, пока не попал в Синдикат.

– Ты – в Синдикат? – удивился Иван.

– Да, я два года варился в этой каше, ни хрена не понимая, но работая на них. Они уже давно почти всюду пробрались, везде их щупальца. Я даже не знаю, сколько их – Синдикат настоящий, основной, и Синдикат левый, Новый Порядок, Строители Храма, Восьмое Небо, Черное...

– Что – черное? – встрепенулся Иван.

– Нет, я ничего не говорил, это слухи. Их не так уж и много, но они все время делят мир. Наверху эти горлапаны из правительства, парламентов, выборные всякие, министры хреновы и прочая мишура, марионетки на ниточках, а внизу, в темноте они – подлинные хозяева мира. Они все время что‑то делят, Ваня. Они не поделили Параданг, а потом поделили, а я им помог, понимаешь?

– С трудом, – Иван слыхал, что где‑то вдет какая‑то закулисная возня, грязная, подлая, гнусная. Но ему некогда было заниматься всякой ерундой, у него всегда было настоящее дело, по крайней мере, он сам так всегда считал. – Как тебе удалось уйти из Штаба?

– Это они меня вытащили. У них везде свои люди. Синдикат сводил счеты с Восьмым Небом, понимаешь. И они решили, что крутой парень Гуг Хлодрик им не помешает. Грязь, Ваня, гнусь, мерзость. Сколько планет мы с тобой геизировали, вспомнишь?

– Двадцать девять – ответил Иван, – это с тобой. Но ты и без меня работал. А я – без тебя.

– Двадцать девять миров, Ваня! – Гуг схватился за голову. – Семнадцать населенных. Ты знаешь, что теперь на четырех из них?

Иван скрестил руки на груди.

– Что на них может быть? Базы. Дома отдыха. Охотничьи зоны. Заводишки и комбинатики... много чего.

– Вот ты и дурак, самый настоящий, Ваня! Розовый ты карась‑идеалист, а не десантник‑смертник. На четырех планетах сейчас каторги похлеще гиргейской. Только парятся на них не зэки с Земли, а местная, туземная братия. Черный Шар забетонировали полностью, выхода наверх местным нет, они горбятся на подземных фабриках, гнут спину на Синдикат.

– Врешь!

– Нет, Ваня, не вру. Синдикат взял Черный Шар в аренду на девятьсот девяносто девять лет, вместе со всем, что там есть, вместе с сорока семью миллиардами туземцев. На Шаре сутки – тридцать два часа, а рабочий день – двадцать шесть. Из этих бедолаг выжимают все, они лепят процессоры с утра до ночи и с ночи до утра, они даже не знают, что они делают, для чего, их просто выдрессировали, обучили... – и все с нашей легкой руки, Ваня!

– Неправда!

В голове у Ивана помутилось от слов Гуга, он не хотел верить, не хотел! Великая Россия контролирует населенные миры, она бы никогда не допустила...

– Это рабство. Настоящее рабство. Но бывает хуже, Ваня, Илонян и огазейцев продают с их геизированных планет по всей Вселенной, всем, кто хочет получить дармовые рабочие руки или наложниц. И Сообщество знает об этом, несчастные проходят по статье «псевдоразумные тягловые животные», понял?! А мы‑то с тобой старались, несли свет бедным аборигенам, пребывающим во мраке и сырости родных планетенок!

– Ложь!

В мозгу у Ивана вдруг пронеслось полузабытое: «Человеку нечего делать в Пространстве, его дом – Земля, на Земле и искать он себе должен применение, ищущий чуждого несет зло всем.