Мадам Моник понимала особенность ситуации. Она преподавала и в группе девочек, где училась Эйприл, и теперь попыталась вовлечь мальчиков в вялую дискуссию о мексиканской еде, но они были слишком расстроены.

На втором уроке весь восьмой класс вызвали на собрание в актовый зал. Пять групп девочек и пять групп мальчиков вместе с учителями. В их средней школе уже третий год проводился эксперимент с раздельным обучением основным предметам по признаку пола. Пока эксперимент получал положительные отзывы. Но из-за того, что большую часть дня дети проводили раздельно, когда они встречались за обедом, на утренней перемене, на физкультуре или каком-нибудь собрании, атмосфера накалялась чуть больше обычного и требовалось несколько минут, чтобы все успокоились. Сегодня все оказалось иначе. Ученики были подавлены. Никакого намека на обычное позерство, флирт, поглядывания и пустую болтовню. Все тихо расселись с мрачным видом.

Миссис Глэдвелл, директор, какое-то время пыталась убедить их, что с Эйприл, вероятно, все в порядке, что полиция уверена: ее скоро найдут и она появится в школе. Голос директора звучал успокаивающе, слова — ободряюще, и восьмиклассники были готовы поверить любым хорошим новостям. Но тут раздался шум, который не перепутаешь ни с чем, — постукивание лопастей вертолета, который пролетал прямо над школой, — и мысли детей вновь обратились к лихорадочным поискам Эйприл.

Позже, после обеда, когда Тео с друзьями вяло играли в тарелку, другой вертолет прожужжал над школой, причем явно куда-то спешил. Судя по надписи на борту, он принадлежал какому-то подразделению правоохранительных органов. Игра замерла: мальчики смотрели в небо, пока вертушка не исчезла. Прозвенел звонок, возвестивший о конце обеда, и мальчики тихо вернулись в класс.

На протяжении дня в школе пару раз Тео и его друзьям почти удавалось забыть про Эйприл, пусть даже на мгновение. И когда бы ни выпадали такие мгновения, а происходило это редко, все вновь слышали тарахтение очередного вертолета где-то над Страттенбергом, который жужжал, стучал и высматривал цель, как некое гигантское насекомое, готовое броситься в атаку.

Весь город пребывал в напряжении, словно ждал ужасных новостей. В кафе, магазинах и офисах в центре города работники и клиенты говорили на повышенных тонах, пересказывая все сплетни, которые услышали за последние тридцать минут. В Доме правосудия, всегда полнившемся слухами, клерки и юристы толпились у кофейных автоматов и кулеров с водой и обменивались свежими сведениями. Местные телевизионные каналы показывали репортажи с прямой трансляцией из разных районов каждые полчаса. В торопливых сводках не сообщалось практически ничего нового, просто журналист или журналистка, пристроившись неподалеку от реки, повторяли почти то же самое, что он или она говорили раньше.

В средней школе Страттенберга восьмиклассники тихо сидели на уроках, но большинству из них очень хотелось домой.

Джека Липера, теперь уже надевшего оранжевый комбинезон с нанесенной спереди и сзади черными буквами надписью «Городская тюрьма», отвели в комнату для допросов на цокольном этаже полицейского управления Страттенберга. В центре помещения стояли маленький стол и складной стул для подозреваемого. По другую сторону стола сидели два детектива — Слейтер и Кэпшоу. Полицейские, сопровождавшие Липера, сняв с него наручники и цепи, удалились и заняли места у двери. Они оставались в комнате в целях защиты, хотя в этом не было реальной необходимости. Детективы Слейтер и Кэпшоу уж точно могли постоять за себя.

— Присаживайтесь, мистер Липер, — сказал детектив Слейтер, махнув в сторону пустого стула.

Липер медленно сел. Он принял душ, но не побрился и до сих пор походил на последователя какого-нибудь религиозного культа, который провел последний месяц в лесах.

— Я детектив Слейтер, а это мой коллега детектив Кэпшоу.