Рама была пуста.
— И что было дальше?
— Несколько секунд я стоял как огорошенный, а потом побежал вниз, чтобы уведомить директора.
— Уведомить о чём?
— Что “Даная” Корреджо украдена!
— Картина была вырезана или вынута из рамы?
— Это придётся установить вам. Я уже сказал, синьор, что рама была пуста. Ни картины, ни подрамника.
— Почему вы решили, что картина непременно украдена? Почему не предположили, что она, например, отдана на реставрацию или на промывку?
— Я предположил самое вероятное. У нас картины промывают раз в столетие, а крадут каждый день!
Чигола закурил, выпустил клуб дыма и совершенно ровным голосом спросил:
— Ну как, вспомнили вы имя своей любовницы?
— Абсолютно вылетело из головы! — нахально улыбнулся Ливио Перетти.
— Это может случиться с человеком, у которого дюжины три любовниц и он меняет их каждый вечер. Укажите название улицы и номер дома, в котором вы провели эту ночь.
— Я же сказал, что не помню!
— Значит, скрываете?
— Понимайте как хотите! — Ливио Перетти вдруг вспыхнул. — Вы не имеете права лезть в мою интимную жизнь! Как вы смеете!
— Полицейскому и врачу по венерическим болезням нужно рассказывать все! С начала и до конца! Выйдите в вестибюль, молодой человек, и повторите эту истину про себя сто раз или сто тысяч раз, пока не поумнеете! А тогда приходите снова!
Ливио Перетти кивнул Роберто Тоцци, который уже несколько минут делал вид, что следит за допросом, и вышел, дерзко подняв голову.
— Приведите сторожа Марко Монтано! — обратился Чигола к ошарашенному адъютанту.
Адъютант вытянулся в струнку, щёлкнул каблуками и выскочил за дверь. Через секунду в вестибюле поднялся страшный гвалт, послышались возбуждённые выкрики. Роберто Тоцци побледнел, а Чигола выскользнул из кабинета. Увидев, как по-кошачьи ловко и стремительно он это сделал, директор музея побледнел ещё сильнее.
В вестибюле глазам Чиголы открылась странная картина. Адъютант держал руку на кобуре пистолета; перед ним с желчной улыбкой стоял взъерошенный Ливио Перетти, глаза его полыхали. К ним бежали полицейские.
— Джованни! — мрачно позвал Чигола. Адъютант дрогнул, обернулся и застыл на стойке “смирно”. — В чём дело, что за сцены? — ещё мрачнее спросил главный инспектор.
— Я его сейчас застрелю! — ответил адъютант.
— За что? — зловещим тоном полюбопытствовал Чигола.
— Он хотел дать мне пощёчину!
— Не хотел, а дал! — поправил его молодой человек. — Вот! — и он указал на щеку адъютанта.
— За что ты его ударил? — продолжал интересоваться Чигола.
— Эта свинья обругала меня, — ответил Ливио.
— Я должен застрелить его, господин полковник! — настаивал на своём адъютант.
— Пожалуйста, Джованни, но только на твою ответственность и при одном условии: сначала я закончу его допрос. Так что тебе придётся подождать!
— Придётся подождать, господин полковник, — согласился Джованни.
Чигола положил руку на блестящую бронзовую ручку двери и тут услышал: “Начальник следственной группы защищает красных собак. Как это понимать?” Вопрос задал Карло Колонна, стоявший в глубине вестибюля.
“Злобный и мстительный тип! — подумал Чигола. — Такой не моргнув глазом кому угодно всадит пулю в затылок!”
Он нажал ручку двери и ушёл в кабинет. |