Он молчал. Я не вторгалась в его паузу.

— Охрана видела, они и рассказали. Вышел один из моих ребят ей навстречу, чтобы на территорию пустить. Ей только дорогу осталось перейти.

Сапсанов зачем-то подошел к книжному шкафу, встал к нему лицом.

— Черный битый «жигуль». Грязный, как адова сковородка. Появился из ниоткуда — никто не успел заметить. Тормознул прямо на остановке. Как только дочь поравнялась с задней дверью, ее схватили, затащили внутрь и дали по газам. Похитили, понимаете вы?!

— А охранники-то что же, ничего не предприняли? — все еще не понимала я.

— Тупые, вот и не предприняли, — махнул рукой Сапсанов. — Да что теперь говорить… Тупые, понимаете? — повысил он голос.

Он почти кричал, а крика я категорически не терпела. Но, в силу профессии, мне приходилось видеть столько людей, которые выходили из себя, что я даже успела привыкнуть к этому. И мысленно научилась выключать громкие звуки, исходящие из чужого горла.

— Игорь Дмитриевич, — твердо сказала я. — Вы вызвали полицию?

— Не будет никакой полиции, — тихо сказал Сапсанов.

— Почему?

— Потому что они только этого и ждут.

Я молча следила за хозяином дома. Он не находил себе места.

— Послушайте, — Сапсанов выдвинул ящик стола, достал пачку сигарет, прикурил одну. — Я признателен вам, правда. Но больше в ваших услугах не нуждаюсь.

Это было довольно неожиданно.

Остановившись около окна, Сапсанов затянулся, и фиг его знает, какие картины проносились у него в голове.

— Дочери был нужен телохранитель, но вышло так, что на данный момент вы бесполезны, — добавил он.

Если бы похитили тетю Милу, то я бы не стояла у окна в ожидании.

— Но вышло так, что тут только я, — подала я голос. — Вы наняли меня работать телохранителем собственной дочери. Могу я чем-то помочь? — меня удивляло бездействие Сапсанова. Хотя откуда мне знать? Он мог уже принять какие-то свои меры. Но, блин, у него дочь похитили, а он стоит и курит! Курит и… держит себя в руках. Человек-скала.

— Хотите помочь? — посмотрел он на меня. — Бога ради, действуйте.

— Скажите, Игорь Дмитриевич, а у вас есть какие-то мысли или догадки?

— Нет, — отрезал он.

— Понимаете, — быстро заговорила я, боясь разозлить его, — сначала голова варит, а потом глаз замыливается. Сейчас у вас состояние первое. До второго пройдет какое-то время. И тогда момент уже будет упущен. Но сейчас, Игорь Дмитриевич, вы в состоянии номер один — «башка варит». Это значит, что вы способны думать в правильном направлении, и даже если ошибетесь, то все равно смысловое зерно в этом будет найдено, посажено и даже даст ростки, — а все потому, что память работает избирательно. И работает на вас. Вот пример: вы прикоснулись пальцем к подошве горячего утюга. Вы же отдернете руку? Это импульс, но он подсказывает верный путь. Так же и с памятью. Вспомните все, что вас волновало в последнее время в отношении дочери. И вы за что-то уцепитесь, где-то задержитесь. Увидите все так, как нужно, а если повезет, то поймаете истину и распутаете клубок.

Выдав этот спич, я в ожидании уставилась на Сапсанова. Он молчал. Да ладно, неужели я не смогла донести до него основную мысль?

— Распутаю истину и поймаю клубок… — задумчиво пробормотал Сапсанов.