— Несправедливо, — сказал Шарбараз. — Обычно Видессия и Макуран не друзья, а враги. Достаточно одного Маниакиса на вашей стороне, и у нас полно неприятностей. А два — это уже перебор.

Старший Маниакис хмыкнул. Младший проговорил:

— Величайший, ты льстишь мне, уже сейчас ставя рядом с отцом.

Абивард отметил, сколь искусно молодой Маниакис выказал свою скромность, и сказал:

— Позвольте задать вопрос? — Когда оба Маниакиса кивнули, он продолжил: — Почему у вас одно имя? В Макуране не принято называть ребенка в честь живого родственника; мы боимся, что смерть может перепутать и по ошибке забрать не того.

— По-моему, у видессийцев такой же обычай, — вставил Шарбараз.

Старший Маниакис ответил громовым смехом:

— Еще одно подтверждение, что, хотя мой род и следует видессийской вере, в душе все мы остались васпураканцами. Фос создал нас первыми из людей, и мы доверяем ему — он-то сумеет отличить одного из нас от другого, независимо от имени. Разве не так, сын?

— Да, — отозвался Маниакис-младший, но этим и ограничился, да и то было заметно, что чувствует он себя неловко даже из-за такого лаконичного ответа.

Абивард заподозрил, что он куда меньше васпураканец в душе, чем его отец. Ведь семья, живущая среди другого народа, все больше и больше сближается с обычаями соседей.

Подстегнутый этой мыслью, он спросил Маниакиса-старшего:

— У тебя есть внуки, высокочтимый? — Он употребил тот же немакуранский титул, каким величал его видессийский командир.

— Пока нет, — ответил Маниакис, — хотя двое из моих ребят женаты, и мой тезка тоже женится, если только отец девушки перестанет делать вид, будто она сделана не из плоти и крови, а из золота с жемчугом.

Хотя его отец даже не назвал имени девушки, на которой он женится, вернее, может быть, женится, в глазах у молодого Маниакиса появилось нежное, мечтательное выражение. Абиварду это выражение было знакомо — у него самого было такое же, стоило ему подумать о Рошнани. Из этого он сделал вывод, что молодой Маниакис не только знал свою нареченную, но и успел в нее влюбиться.

Этим видессийцы тоже отличались от его народа, где жениху и невесте редко удавалось взглянуть друг на друга до самого дня свадьбы.

Во всяком случае, так дело обстояло с представителями знати. У простого люда обычаи были попроще, хотя и среди них браки, как правило, заключались по договоренности родителей. Интересно, подумал Абивард, насколько же свободны нравы видессийских простолюдинов? Действуют ли там вообще какие-нибудь правила?

Старший Маниакис вернул беседу к насущным вопросам:

— Величайший, что мы будем делать, если колодцы все же окажутся отравленными?

— Или вернемся в Видессию, или будем пробиваться к Тубтубу, — ответил Шарбараз, — в зависимости от того, как далеко мы ушли и каковы у нас запасы воды. Я не поведу вас через пустыню, чтобы уморить жаждой, если ты об этом.

— Если ты на это пойдешь, я за тобой не последую, — прямо ответил старший Маниакис. — Но ты был со мной откровенен, а редко услышишь, чтобы васпураканский князь — что, как ты знаешь, относится к любому васпураканцу, жаловался на это. — Он фыркнул. — Иногда приходится ждать по много дней, чтобы видессиец вот так прямо высказал, что у него на уме.

И вновь Абивард скользнул взглядом по сыну видессийского военачальника.

Младший Маниакис ничего не сказал, но, судя по его виду, был не вполне согласен с отцом. Абивард усмехнулся про себя. Да, в сына Видессия запустила свои когти глубже, чем в отца.