Абивард задумчиво проговорил:

— Такими методами он сумеет запугать и подчинить себе некоторых, но большинство их составят те, кто и без этого подчинился бы ему. Тех, кого он действительно стремится запугать — людей, сильных духом, — запугать не удастся. Они просто будут ненавидеть его еще больше, чем сейчас.

— Именно так, — согласился Шарбараз. — Чем больше он будет стараться сломить их дух, тем сильнее они будут сопротивляться. Но он удерживает город Видесс, а это, можно сказать, видессийский Налгис-Краг, взять который без помощи предательства просто невозможно. — Он широко улыбнулся. — Полагаю, разумнее всего объявить, что «Хосий» находится у нас, подождать, пока в Видессии не воцарится полный хаос, а судя по всему, так оно и будет, и ввести войска. Если Генесий так скверен, как его изображают последние слухи, то нас встретят как освободителей.

— Ну разве не замечательная мысль? — мечтательно произнес Абивард. — Ты говоришь, обоих Маниакисов отправили на какой-то далекий остров?

— Да. Это сделал Ликиний, а не Генесий.

— Это в любом случае хорошо. Там, на краю света, вдали от ока Генесия, они в безопасности. Они хорошие люди, и отец, и сын, и они очень много для нас сделали. Мне было бы жаль, если бы с ними случилась беда.

— Да? — заметил Шарбараз. — А я вознес бы Господу и Четырем Пророкам длинную и громкую благодарственную молитву, если бы услышал, что Генесий приказал выставить их головы на Веховом камне в Видессе. Судя по всему, они оказались бы там в хорошей компании; говорят, нынче на Веховом камне тесновато.

— Величайший! — сказал Абивард с упреком, насколько это возможно было, говоря с Царем Царей. Динак кивнула, соглашаясь с братом, а не с мужем.

Но Шарбараз не стал приносить извинения:

— Я говорю вполне серьезно. Ты, зятек, сказал, что Маниакисы — хорошие люди, и ты совершенно прав. Но дело не в этом, точнее, не это главное. А главное состоит в том, что отец и сын Маниакисы — люди способные. Чем больше таких людей перебьет Генесий, тем слабее будет Видессия, когда мы выступим против нее.

Абивард задумался над словами монарха, а потом с поклоном произнес:

— Это слова, достойные Царя Царей.

Шарбараз гордо выпятил грудь. Но Абивард имел в виду отнюдь не комплимент.

Царю Царей приходится делать все в интересах государства и смотреть на происходящее с точки зрения державы, а не с личной, человеческой. Само по себе это неплохо. Но когда начинаешь забывать человеческую точку зрения и готов желать смерти верным друзьям, становишься существом довольно устрашающим. Это, по мнению Абиварда, было намного хуже, чем понимать, что эти смерти послужили бы на благо государства, и в то же время искренне не хотеть их.

Он раскрыл рот, собираясь объяснить это Шарбаразу, но закрыл его, так ничего и не сказав. Он давно понял, что даже зять не может высказать Царю Царей все. Само положение Шарбараза, его одежды — все это уже приглушало любую критику. Нет, за подобную несдержанность Абивард не ответил бы головой; Шарбараз даже вежливо выслушал бы его — он понимал, что Абивард заслужил право на это, и к тому же не считал его потенциальным врагом… во всяком случае Абивард надеялся, что это так. Выслушал бы — но при этом ничего не услышал.

Шарбараз сказал:

— Твоему брату или тому, кого он назначит, придется какое-то время похозяйничать в Век-Руде, зятек. Ты нужен мне здесь. Ты станешь моей правой рукой и займешься подготовкой войск к вторжению в Видессию. Я рассчитываю, что мы выступим на следующий год.