Хаморы предавались мщению.
В этом Абивард увидел одну хорошую сторону: значит, степняки слишком заняты грабежом и не скоро начнут прочесывать равнину в поисках беглецов. Он был не единственным макуранцем, уцелевшим после разгроми войска Царя Царей. По всей степи — впереди, сзади, по бокам — рассеялись всадники, скакавшие в одиночку или мелкими группками. Одни — определенно беглецы из обоза, другие воины, которым, как и Абиварду, что-то помешало на полном ходу въехать в ловушку, третьим, возможно, удалось вырваться из смертельного кольца, замкнутого степняками вокруг макуранцев.
Абивард крепко подумал, не присоединиться ли к одной из групп отступающих макуранцев. В конце концов он решил идти своей дорогой. Во-первых, даже все беглецы, объединившись, не смогут противостоять орде хоморов, которые вскоре пойдут по их следу. Во-вторых, передвижение группы ограничено скоростью самого неповоротливого. Ему же хотелось как можно быстрее оставить позади пагубное поле.
Он все еще не мог прийти в себя. Он потерял отца и четверых братьев.
Макуран потерял Пероза, Царя Царей, и весь цвет воинства. Отголоски этой двойной беды не стихали в его голове — то одна потеря кричала во весь голос, то другая.
— Как же мне быть?! — возопил он. — Как быть царству?!
Поскольку Абивард не имел ни малейшего представления, как быть царству, он сосредоточился на первом вопросе. Прежде всего нужно вернуться к мосту, переброшенному саперами Царя Царей через Дегирд, и перейти его. Если это не удастся, то очень скоро он станет мертвецом, и беспокоиться больше будет не о чем.
Если он все-таки вернется в крепость, то станет дихганом. Он всегда знал, что когда-нибудь это произойдет, но думал, что это «когда-нибудь» настанет через много лет. Теперь же оно обрушилось на него. И это бремя, легшее на его плечи, было тяжелей тех доспехов, которые влачил на себе степной конек.
— Кстати о доспехах, — пробормотал он и осадил конька.
Спешившись, он дал коньку немного попастись и передохнуть. Об отчаянном затяжном броске к реке нечего и думать — до Дегирда несколько дней пути. И нужно, чтобы конек выдержал весь путь. Пусть даже от каждого мига ожидания его передергивает так, будто вот-вот случится приступ медвежьей болезни.
Подъехав к небольшому ручейку, он вновь остановился и дал коньку попить, но немного. Тот недовольно оскалил зубы, когда Абивард оттащил его от воды.
«Глупышка!» — сказал он и щелкнул животное по морде. Если коням дать волю, они будут пить, пока не заболеют или даже не умрут. И есть они готовы до бесконечности, но пока это не грозило перерасти в проблему.
Как лучше всего уйти от погони? После долгих раздумий Абивард поехал в юго-западном направлении — по-прежнему к Дегирду, но окольным путем, держась подальше от того маршрута, которым войско Пероза, Царя Царей, шло навстречу своей гибели. Можно не сомневаться, что хаморы пойдут тем же путем, сметая на своем пути воинов, у которых не хватило ума выбрать другую дорогу.
К наступлению сумерек Абивард больше не видел ни одного из соратников-беглецов. Он посчитал это добрым знаком: теперь кочевники, гоняясь за другими, вряд ли заметят его.
Подъехав ко второму ручью, он решил заночевать здесь и дать коньку отдохнуть до утра. Он спешился, обтер конька, за неимением лучшего, пучком сухой травы, затем привязал вожжи к самому большому кусту — чуть ли не деревцу, — который сумел отыскать.
Потом пришло время снимать с себя доспехи. Он расстегнул застежки, расположенные по бокам кольчуги и на пластинах, и выбрался из доспехов, но вначале пришлось еще отстегнуть кольчужную юбку, прикрепленную к кольчуге. Он снял окованные железом сапоги и стянул кожаные с железным плетением штаны.
Кирасу, кольчугу и кожаные штаны он выбросил в ручей: оставлять доспехи, на суше, чтобы какой-нибудь кочевник прихватил их в свою кибитку в качестве трофея, не было никакого смысла. |