Изменить размер шрифта - +
Его преосвященство считал Жана де Краона деспотом и наверняка тайно радовался, что тестю Ги де Лаваля пришлось совершить свое путешествие в загробную жизнь под омерзительную какофонию, поскольку более приятной райской музыки он не заслужил.

Но в этот самый священный из священных дней Жиль де Ре – внук, сын и сам отец, хотя сегодня его дочери нигде не было видно, – не последовал за своими предками. Он со смирением ждал среди простых людей своей очереди получить отпущение грехов. Трудно найти слова, чтобы описать чувства, охватившие всех, кто находился в соборе, когда внушавший всем страх и благоговение правитель Шантосе, Машекуля и прочих земель сидел рядом со своими трепещущими слугами, дожидаясь, когда ему представится возможность признаться в своих грехах представителю Бога. Я опасалась, что те, кто оказался перед ним, постараются как можно быстрее освободить место в исповедальне, чтобы не заставлять его ждать, и получат лишь частичное отпущение – я представила себе, как слова этих несчастных срываются с их губ, точно стая разъяренных пчел.

Но Жиль не выказывал нетерпения и не казался слишком взволнованным, он был мрачен и словно отягощен невероятным грузом, лежащим у него на плечах. Когда наконец подошла его очередь, он зашел в исповедальню, а монсеньор Ферьер занял свое место по другую сторону экрана. Прошло довольно много времени, прежде чем они появились снова; милорд был бледен, а на лице монсеньора застыло очень серьезное выражение. Наказание он получил короткое и простое, но всем известно, что грехи благородных аристократов прощаются быстрее, чем грехи тех, кто им служит. Или они совершают такие проступки, что расплата за них может быть только символической. В любом случае Жиль де Ре провел на коленях совсем немного времени, затем он поднялся и подошел к брату Симону Луазелю, чтобы причаститься. Он опустился на колени и не сводил взгляда со своих сложенных рук.

Жан де Малеструа мужественно и холодно наблюдал за тем, как Луазель положил облатку на язык маршала Франции. На лице епископа застыло жесткое выражение, которое появляется крайне редко. Он был умным человеком, когда это требовалось, и часто выказывал презрение тем, кого ему удавалось перехитрить, но я не часто видела на его лице такое возмущение. Мне стало интересно, о чем он думает.

Я решила задать ему этот вопрос позже, когда волнения непростого дня немного поутихнут.

Однако этого не произошло.

Глава 8

Я успешно доставила в школу танцев туфли с металлическими подковками для дочери, а когда вернулась за свой стол, там меня поджидала записка. Мелким неровным почерком Фреда было написано имя, которое сопровождали слова: «Адвокат Эллен Лидс». Первое слово он подчеркнул.

Я посмотрела на телефон: огонек оставленных сообщений не горел. По какой-то причине адвокат сразу же обратился к Фреду.

Как только я вошла в его кабинет, он сразу сказал:

– Похоже, у тебя возникла небольшая проблема, Дунбар. Адвокат недавно позвонил и сказал, что его клиентка больше не будет ни с кем разговаривать. Он даже грозился подать на тебя в суд «после того, как мы поймаем настоящего преступника», как он выразился. Почему ты мне не сказала, что подозреваешь мать?

Я промолчала.

– Говори, – потребовал Фред.

Я рассказала о показаниях миссис Поульсен, а потом объяснила недостаточность алиби Эллен Лидс.

– Ее бывший муж был рассержен, когда уходил из участка. Он холодно со мной распрощался и поспешно удалился. Судя по всему, они сохранили приличные отношения, и Дэниел Лидс рассказал бывшей жене о моих подозрениях.

– Возможно, он задает себе такие же вопросы, – предположил Фред.

– Я так не думаю. Он защищал ее весьма энергично.– Тут я решила сесть.
Быстрый переход