Девушка вырвала свой ботинок из хватки демона.

– Ты только и думаешь, что об обуви. Прежде, чем думать об обуви, нужно думать о работе. И ты забыла принести лестницу. Придётся тебе выбираться так.

Надев сапог, Таш оглядела украшенные кровью и потрохами стены ямы и вздохнула.

– Подсади уж тогда.

Грэвелл наклонился, сложил ладони лодочкой, и Таш осторожно ступила на них, стараясь не проткнуть руку охотника шипованной подошвой. Ей нужно было сохранять равновесие. Стены ямы были покрыты кровью, но, по крайней мере, кровью мёртвых существ, а кто знал, какие мерзкие создания скрывались у Грэвелла в волосах! Она коснулась стены рукой.

– Пошла, – произнёс Грэвелл и подбросил Таш в воздух, она вылетела из ямы, откатилась в сторону и встала на ноги.

Девушка дохромала до кустарника, забрала лестницу и опустила её в яму для Грэвелла. Затем забрала свой рюкзак, села и приложила немного снега к повреждённой лодыжке. Грэвелл выбрался наружу, держа в руках бутылочку с демоническим дымом.

– В следующий раз просто продолжай бежать, – посоветовал он.

Таш забрала бутылочку, которая была тёплой у горлышка и горячей у основания. Пузырёк будет согревать её, пока Грэвелл разводит огонь.

Грэвелл ушёл в лес в поисках дров, всё время что-то бормоча себе под нос и качая головой.

– Ты просто не останавливаешься, когда за тобой гонится демон. Просто не останавливаешься. Ну кто будет останавливаться? Кто?

Но Таш знала, что Грэвелл успокоится, погрузившись в рутину всех вещей, которые нужно было сделать после охоты. Таш будет сидеть, а Грэвелл разведёт костёр. В любой другой день это была бы обязанность девушки. Затем Грэвелл приготовит похлёбку, которая никогда не входила в обязанности девушки, поскольку Грэвелл всегда готовил её так, как нравилось ему, и жаловался, что Таш вечно портит её, когда пытается помочь. Они поймали нескольких кроликов, и у них было немного овощей. Пир удастся на славу.

Была уже глухая ночь. Стояла полная луна, но её было не видно из-за набежавшего облака. Нигде не было ни одного цвета за исключением яркого фиолетового дыма, медленно клубившегося в бутылке. Этот дым сиял куда ярче любого дыма, который они видели прежде.

Таш посмотрела на отёкшую лодыжку. Для полного исцеления потребуется несколько дней, но она выживет. Она коснулась лодыжки и закрыла глаза, пытаясь снова вспомнить прикосновение демона. Он был тёплым, но не горячим, хватка не жёсткая, но уверенная. Лодыжка опухла оттого, что она ушибла её при спуске с дерева, а не потому, что демон покалечил её.

Грэвелл всегда заклинал Таш не попадаться в лапы демонов, хотя он никогда конкретно не уточнял, что будет, если демон её сцапает, ограничиваясь фразой: «Ну, ничего хорошо не будет, уж это точно».

Она поежилась. Было холодно, и Таш прижала бутылочку к животу, тепло от пузырька расплылось по телу девушки. Ей нравилось, что дым был тёплым. Разумеется, она никогда его не вдыхала. Уж этому Грэвелл её научил:

– Он уничтожит тебя, заберёт твою волю и превратит в глупца. Счастливого глупца на целую ночь, и люди платят за это, и поэтому они глупцы.

Таш поставила бутылку между ног, чтобы согреть их, и снова вспомнила прикосновение демона, вспомнила, как он бежал к ней. Она никогда прежде не видела, как бегает демон, никогда ей не удавалось рассмотреть это внимательно. Она видела, как демоны спят, просыпаются, начинают погоню, она видела, как они погибают, но никогда прежде она не видела, как они бегают – лишь мелькание шкуры среди деревьев. Таш всегда была слишком занята, пытаясь убежать. Но бегущий к ней демон был… особенным. Нет, не подходящее слово. Прямо сейчас она не могла придумать подходящее слово.

Из-за деревьев послышалось пение Грэвелла. Он принёс дров для костра.