Блу резко остановилась. Она положила руки на стену, на лице появилось выражение настороженности.

Адам намеревался начать разговор с убедительного заявления, почему подход Гэнси к решению головоломки был неверен, но сказал совсем не это:

— Я хочу знать, почему ты не целуешь меня, и на этот раз я не хочу слышать ложь.

Последовало молчание. Вращающийся вентилятор в углу повернулся к ним обоим. Кончики веток затрепетали. Листья взметнулись в воздух.

Блу требовательно спросила:

— Вот зачем ты пришел?

Она была в бешенстве. Адам этому обрадовался. Хуже, когда он единственный злился.

Когда он не ответил, она продолжила, но небывало сердитым голосом:

— Это первое, о чем ты захотел поговорить после возвращения из округа Колумбия?

— Какая разница, откуда я приехал?

— Потому что, если бы я была Ронаном или Ноа, мы бы говорили о том… как прошла вечеринка. Мы бы обсудили, куда ты исчез, и что ты думаешь с этим делать, и, ну, я не знаю, о чем-нибудь настоящем. А не о том, что ты добрался сюда, чтобы поцеловать меня!

Адам подумал, что это была неприемлемая реакция, и она все еще не ответила на его вопрос.

— Ронан и Ноа — не моя девушка.

— Девушка-друг! — отозвалась Блу, и он почувствовал сбивчивый трепет, слыша, как она произносит это слово. — Как насчет друг-друг?

— Я думал мы и есть друзья-друзья.

— Разве? Друзья разговаривают. Ты шел пешком до Пентагона, и я об этом узнала от Гэнси! Твой отец скотина, и это я узнала от Гэнси! Ноа все знает. Ронан все знает.

— Они знают не все. Они знают, потому что были там. Гэнси знает, потому что был там.

— Да, а почему же меня не было?

— А с чего бы тебе там быть?

— С того, что ты бы пригласил меня, — сказала Блу.

Мир наклонился. Он моргнул, и мир выпрямился.

— Но не было никаких причин для твоего там присутствия.

— Верно. Конечно. Потому что в политике не место девушкам! Мне неинтересно. Голосование? Что? Я забыла мой фартук. Вообще-то, думаю, я должна прямо сейчас быть на кухне. Моя скалка…

— Я не знал, что ты…

— О чем я и говорю! Разве тебе такое приходило в голову?

Не приходило.

— Хотя, ты бы не пошел никуда без Гэнси, — рявкнула Блу. — Вы вдвоем чудесная парочка! Целуй его!

Адам, потеряв напор, поднял голову.

— Ну, я не хочу быть просто кем-то, с кем целуются. Я хочу быть настоящим другом тоже. Не только кем-то, с кем весело проводить время, потому что… потому что у меня есть сиськи!

В основном она не ругалась, но «сиськи» были настолько близки к ругательству, насколько Адам только мог себе представить в этот момент. Сочетание сисек и преобразования беседы раздражало его.

— Прекрасно, Блу. Гэнси был прав. Ты, и правда, можешь быть бешеной феминисткой.

Блу закрыла рот. Ее плечи немного тряслись: не как дрожь от страха, а как вибрация перед землетрясением.

Он выдал:

— Ты все еще не ответила на мой вопрос. Ничего из того, что ты сказала, фактически, не имеет отношения к нам.

Уголки ее губ угрюмо опустились.

— Ты хочешь правду?

— Это то, чего я хочу с самого начала, — сказал Адам, даже несмотря на то, что он в действительности не знал, чего теперь от нее хотел. Он хотел, чтобы эта ссора закончилась. Он жалел, что пришел. Он хотел вместо этого спросить ее о Глендовере. Он жалел, что не попросил ее пойти с ним на вечеринку. Как он мог? Его голова была слишком забита, слишком пуста, слишком искажена.