А потом бутылка приземлилась в водительское окно Митсубиши. Как будто не было никакой жидкости, только огонь. Пламя хлынуло на сидение, словно живое существо. Одобрительные возгласы раздались со всей территории ярмарки. Тусовщики потянулись к машине, как мотыльки на лампу.

Ронан задержал дыхание.

Кавински, звонко и маниакально смеясь, бросил другую бомбу в окно. Прокопенко кинул еще одну. Теперь огонь распространился на весь интерьер, и запах стал токсичным.

Часть Ронана не могла в действительности поверить, что Митсубиши больше нет. Но тут другие стали добавлять их сигареты и напитки в костер, внезапно прекратилась музыка, потому что магнитола расплавилась. Казалось, автомобиль окончательно и бесповоротно умер, когда расплавилось стерео.

— Сков! — заорал Кавински. — Музыку!

Магнитола другого автомобиля зашумела, подхватывая на том же месте, но котором закончила Митсубиши.

Кавински повернулся к Ронану с хитрой усмешкой.

— Ты в этом году придешь на Четвертое Июля?

Ронан обменялся взглядами с Гэнси, но второй смотрел на многочисленные силуэты. Его глаза сузились.

— Может быть, — ответил он.

— Это почти как кайфовая вечеринка, — заметил Кавински. — Ты хочешь увидеть, как что-нибудь взорвется, принеси что-нибудь, что взорвется.

Это был вызов. Вызов, который можно было удовлетворить, может быть, смотавшись через границу или поискав в интернете план умной смеси для взрыва.

«Но, — думал Ронан с тем же трепетом, который ощутил прежде, — также можно ввязаться в это при помощи сна».

Он был хорош в опасностях. И во сне, и наяву.

— Может быть, — ответил он. Гэнси направлялся к БМВ. — Я поставлу свечку за твою машину.

— Ты не уходишь? Грубо.

Если Гэнси уходил, Ронан тоже уходил. Он остановился достаточно надолго, чтобы щелкнуть еще одним фальшивым удостоверением личности по обнаженной груди Кавински.

— Держись подальше от нашего дома.

Улыбка Кавински была широкой и искривленной.

— Я всего лишь прихожу туда, куда меня приглашают, чувак.

— Линч, — позвал Гэнси. — Мы уходим.

— Правильно, — произнес Кавински вслед Ронану. — Позови свою собачку!

Он сказал это так, будто и Ронан, и Гэнси должны были обидеться.

Но Ронан не чувствовал ничего, кроме горящей пустой пещеры в груди. Он уселся на водительское сидение, когда Гэнси захлопнул пассажирскую дверь.

Телефон Ронана завибрировал в кармашке двери. Он взглянул на экран: сообщение от Кавински.

«Увидимся на улицах».

Отправив мобильник назад в дверь, Ронан позволил двигателю сильно увеличить обороты. Он дал задний ход и драматически развернулся в грязи. Гэнси одобрительно хмыкнул.

— Кавински, — сказал Гэнси с легким смехом в голосе, но все еще презрительно. — Он думает, ему принадлежит это место. Он думает, жизнь — музыкальный клип.

Он схватился за дверь, поскольку Ронан позволил БМВ вести. Машина скакала радостно и безрассудно несколько миль по направлению к дому, спидометр задавал темп стуку их сердец.

Ронан произнес:

— Ты не видишь призыв?

Закрыв глаза, Гэнси откинул голову на сидение, задрав подбородок, шея светилась зеленым от приборной панели. Все еще присутствовала небезопасная улыбка на его губах — в ней была пытка возможностью — и он сказал:

— Никогда не было момента, когда могли быть только ты и я. Знаешь разницу между нами и Кавински? Мы имеем значение.