— Боже, — произнес Гэнси, одновременно удивляясь и восхищаясь. По крайней мере, они не притащились на Камаро.

Подняв ручник, Ронан открыл дверь. В воздухе пахло расплавленным пластиком, умершим сцеплением и, подо всем этим, теплым ароматом марихуаны. Было шумно, симфония состояла из такого количества инструментов, что было трудно определить какой-либо отдельный тембр.

— Ронан, — сказал Гэнси точно таким же способом, как он только что обращался к Богу.

— Мы в этом участвуем? — поинтересовался Ронан.

Гэнси открыл дверь. Ухватившись за крышу автомобиля, он вылез наружу. Ронан заметил, что даже этот жест был от дикого Гэнси, Гэнси-в-огне. То, как он вытянул себя из автомобиля, потому что обычных выход был слишком медленным.

Вот это будет ночь.

Огонь внутри Ронана был тем, что поддерживало его жизнь.

Мельком увидев Ронана, направляющегося прямо к нему, Кавински поднял руку до уровня его груди.

— Эй, леди. Это кайфовая вечеринка. Никто не проходит, пока не приносит кайф.

Вместо ответа Ронан положил одну руку на горло Кавински, а вторую вокруг его плеч и аккуратно перекинул его через капот Митсубиши. Для расстановки он присоединился к парню на противоположной стороне и заехал своим кулаком в нос Кавински.

Когда Кавински поднялся, Ронан продемонстрировал ему кровавые кулаки.

— Вот твой кайф.

Кавински вытер своей голой рукой нос, оставляя на ней красную полосу.

— Эй, чувак, не стоит быть таким гребанно недружелюбным.

Гэнси рядом с локтем Ронана поднял свою руку в универсальном жесте: «Спокойно, парень».

— Я не хочу удерживать тебя от пирушки, — Гэнси произнес холодно и величественно. — Так что я просто скажу следующее: держись подальше от моего дома.

Кавински ответил:

— Я не знаю, о чем ты. Детка, дай мне покурить.

Последнее, кажется, было адресовано девушке, развалившейся на пассажирском сидении разбитой Митсубиши, ее глаза были глубоко накуренные. Она не удостоила его просьбу ответом.

Ронан вытащил один из фальшивых документов.

Кавински широко улыбнулся собственной работе. Со своими впалыми щеками он казался упырем в этом свете.

— Ты психуешь, потому что я не оставил и тебе мяты?

— Нет. Я зол, потому что ты разрушил мой дом, — сказал Гэнси. — Тебе бы следовало радоваться, что я здесь, а не в полицейском участке.

— Эй, чувак, — ответил Кавински. — Хей, хей. Я не могу сказать, кто из нас под кайфом. Притормози! Я не крушил твой дом.

— Пожалуйста, не оскорбляй мою интелегентность, — парировал Гэнси, и прозвучал лишь намек на леденящий смех в его голосе. Ронан решил, что это был ужасающий и замечательный смех, потому что Гэнси излучал только презрение и ни капли юмора.

Их беседа была прервана знакомым разрушительным звуком столкновения машин. Не было ничего драматичного в грохоте новой автомобильной аварии: все защитные амортизаторы означали, что, в основном, это был глухой стук разбитого пластика. И не громкость послала дрожь по спине Ронана — это была специфика звука. Не было никакого другого звука в мире подобного автомобильной катастрофе.

Кавински уловил направление их внимания.

— Ах, — сказал он. — Вы хотите поучаствовать, не так ли?

— Откуда все эти парни? — Гэнси прищурился.