|
Например, у Веги на планете завро‑сапиэнсов вы будете носить красное целлулоидное кольцо в носу и ярко начищенный медный таз на животе; впереди будет шествовать юный завр и ударять хоботом в бубен. У двоякодышащих Денеба чешую вам раскрасят во все цвета радуги от жабр до хвоста…– В очереди захихикали; у дамы медленно отваливалась челюсть. – Когда вы окажетесь у “весельчаков” Альдебарана, каждую веточку ваших рогов украсит отдельный микротранзистор, и все ,они будут исполнять разные мелодии. Драгоценности же, если они у вас настоящие, вам лучше сдать на хранение в банк. Ближайшие – на Привокзальной площади. Очень сожалею, но…– и он изящно указал на плакат над стойкой: “К– сведению обессучиваемых: за сохранность драгпредметов, оставшихся на обессученных телах, администрация ответственности не несет”.
– Если… настоящие?! Это про мои‑то кровные!.. – пришла наконец в себя дама, забушевала в полный голос. – Ах ты, молокосос! Я этого так не оставлю, я тебе покажу рога и медный таз! Мегре бросил на регистратора сочувственный взгляд, двинулся дальше вниз. Студент и поджарый брюнет, забегающий то справа, то слева, шагали по спирали витком ниже. Комиссар хорошо слышал разговор. – Слушай, я же серьезную сумму предлагаю, – напористо частил брюнет. – Продашь – и тебе хорошо, и мне хорошо. Сможешь летать даже по пятому и гораздо дальше. Ну? – Сейчас хорошо – а потом? – флегматично возразил студент. – Ты за меня будешь физхимию долбать, экзамены сдавать? – Да отрастет она у тебя, эта способность, отрасте‑ет! – почти запел брюнет. – Ты же молодой, у молодых сути восстанавливаются, как хвост у ящерицы, чтоб я так жил! Хорошо, набавлю еще сотню галактов – по рукам? – Катись‑ка ты знаешь куда… Отрастет! Нашел дурачка. Сдам вот тебя внизу. – Ну‑ну‑ну, зачем же ж так? У нас же ж полюбовная беседа. Не желаешь, не надо, исчезаю. Когда Мегре, перегнувшись через перила, взглянул вниз, веснушчатый юноша шагал один. Учащенная походка его собеседника слышалась ярусом ниже. Комиссар запомнил диалог.
Круг второго яруса, где расположился самый ходовой для межзвездных пси‑полетов III класс, имел в диаметре метров пятьдесят. Здесь было суетно, шумно, душновато; «ковровые дорожки сменил потертый линолеум. Граждане земного вида (хотя многие, по существу, жители иных миров) табунились у стоек, кассовых окошек. Кабины, к которым тянулись очереди, здесь были упрощены до уровня пляжных: виднелись ноги раздевающихся, над перегородками возвышались их головы. Стены украшали плакаты с грудастыми пси‑стюардессами и – помимо уже знакомого комиссару воззвания насчет драгпредметов – многие лозунги: “Провожающие, проверьте, не остались ли у вас пси‑карты отбывающих!”, “Купля‑продажа сутей категорически запрещена!”, “Не приближайтесь к телам ваших обессученных родственников, это опасно!” и т. д. Здесь работал конвейер. Обессучиваемых укладывали лицом вниз на движущуюся черную ленту, двухметровые секции которой были отгорожены бортиками. Служители в доспехах, напоминающих хоккейные, закрепляли руки и ноги пассажиров ремнями, одним ловким движением настилали вдоль позвоночника спинную контактку, надевали и обжимали на головах решетчатые шлемы со жгутами проводов, щелкали тумблерами – и дальше действовала электроника. Момент считывания многим давался нелегко: вздыбливались волосы в ячейках шлема, по телу волнами пробегала дрожь и сокращения мышц, пот выступал на шее и спине (у иных же, напротив, мурашки). А некоторые, как ни сдерживались, вскидывали голову и испускали идущий от самых глубин стон или вопль… и затем обмякали. Неохотно – пусть и на время – расставалась душа с телом. |
