Друзья убиты, он сам принужден стать предателем – жуткая, незавидная, омерзительная доля! И теперь бесславная смерть в неизвестности и позоре! Какой же кошмарной тенью навис над этим крохотным существом он, Сорген? Зловещая черная глыба, надгробие для целого мира! Содрогнувшись от собственного ужасающего величия и от порыва ветра, Сорген лениво усмехнулся. Пожалев Жудду жалостью ребенка, мгновение горевавшего над смертью воробушка в лапах кошки, он тут же должен забыть о нем. Настоящей жалости нет, как нет торжества или напыщенной гордости от осознания собственного могущества и силы. На самом деле, он просто равнодушен.
На следующее утро в каюту Соргена, проснувшегося в объятиях Хейлы, постучал Лимбул.
– Как водится в нашем мире, все хорошее рано или поздно кончается купанием в выгребной яме! – свистящим шепотом сообщил тот, когда маг вышел в коридор, начавший ощутимо покачиваться. – Извольте видеть: благосклонность погоды покидает нас!
– Месть Жудды, – пробормотал Сорген. Когда они вдвоем очутились на палубе, он невольно поежился. С востока дул сильный холодный ветер. Шхуны шли на одних кливерах, да и те, вероятно, скоро следовало убрать. У горизонта клубились черные тучи, а ураган там, видно, был силен неимоверно: даже с большого расстояния зоркий человек мог разглядеть, как сизые клубы мчатся и перемешиваются друг с другом. Море пестрело белыми барашками, метавшимися на фоне черной воды. Куда делись те ласковые, любопытные синие волны? Клочья пены взлетали в воздух и норовили угодить в лицо.
Нахмурившись, Сорген некоторое время стоял неподвижно и всматривался в горизонт. Он пытался сообразить, чем все это им грозит, но никаких мыслей пока не возникало. Паруса на носу громко затрепетали, захлопали, так как ветер внезапно сделался еще сильнее. В борт ударили волны и шхуна резко накренилась. Соргена прижало спиной к стенке надстройки и окатило брызгами; рулевой, сдавленно ругаясь, принялся ворочать к востоку, чтобы уменьшить поперечную качку.
– Вот как, – пробормотал Лимбул. – То ли еще будет! Когда я ходил по нашему морю Наодима, каждый моряк в начале плавания растворял каплю своей крови в стакане морской воды, а потом выливал ее за борт. Считалось, что это нужно морскому повелителю, который строит из крови кораллы… Ну, и за жертву давал безопасно проплыть.
– Я думаю, сегодня твои легенды ни к чему! – ответил Сорген, зло ощерившись. – Море тут ни при чем; похоже, нас собираются атаковать торопящиеся в могилу жители Зурахата! Эта буря – волшебная, мальчик.
Полчаса потребовалось, чтобы подготовиться к встрече основного натиска бури. Пропали завтрак и утренний туалет… Хейла, почти раздетая – на радость тем солдатам, которые не потеряли способности радоваться – спрыгнула за борт и полетела на свой корабль. Порывы ветра окончательно сорвали с нее одежды, и к цели она добралась совершенно голой, будто какая‑то морская ведьма. Ее судно возглавляло вторую колонну; Рогез находился на последнем корабле первой колонны, а Гуннир – на последнем второй колонны.
Сорген не был намерен обороняться и выжидать, что предпримет наглый враг. Он собирался контратаковать, но сначала следовало разобраться с бурей, которая уже тянула косматые ручищи‑тучи к самым кораблям. Клочья сизых бород, казалось, мели волны и грозили зацепить за мачты; крутые и угрожающе‑черные валы вздымали суда вверх и бросали их обратно. Ветер визжал в рангоуте; паруса, все до единого, свернули и спрятали в трюмы. Поверхность моря походила на атакующую армию, состоящую из бойцов в островерхих шлемах с белыми плюмажами пены. Бух, бух, бух! Они штурмовали борта кораблей, торопясь добраться до скрывшихся за ними людей. Иногда ударял особенно высокий и неистовый вал, и тогда казалось, что доски с треском подаются его напору. Корабли стонали и скрежетали, хлебали воду и содрогались, падая вниз с вала. |