– Сообщи своим подданным, что в наказание за проступки ты лишил всех злодеев мужской силы. Я сейчас отправлюсь в казарму, чтобы провести назидательную беседу, а заодно запру всех там до самого выступления из города, так что они не появятся в публичных домах. Это сразу заметят.

– Да? Хорошая идея, – совершенно успокоившись, Рогез отправился восвояси. Сорген все же съел персик, и только потом снова заявился в казарму, учинив разнос своему войску. Шары отбирать он не стал, зато лишил денег всех тех, у кого они еще оставалось. Несмотря на стенания и покаяния наемников, колдун погрузил их всех в глубокий сон, а потом еще и запечатал двери казармы, чтобы никто не мог ни выйти, ни войти…

Утром их маленькая армия покинула город. Первыми ехали люди Соргена: кто‑то провожал их немыми проклятиями, а городские шлюхи – со слезами сочувствия на глазах. Затем следовали шестьсот хмурых и злых рха‑уданцев: более, чем сотне вояк удалось скрыться, спрятаться где‑то в тайных убежищах, а то и вовсе перейти на сторону деревенских партизан. Замыкали кавалькаду южане во главе с одетой в вызывающий кожаный наряд Хейлой. Потом тащились телеги с припасами, доспехами, кухнями, шатрами. Великий поход на север начался.

Гуннир

За пять дней следования по дороге войско достигло отдаленного форта Западный, стоявшего чуть ли не на границе владений Рогеза. Там располагался небольшой гарнизон, призванный защищать дорогу, которая тянулась с восточного побережья моря Наодима на западное в обход Мирзазе, по северным степям. Не сказать, чтобы путь этот пользовался большой популярностью, однако войска охраняли его вот уже несколько сотен лет, с тех самых пор, как был повержен злой король Раздлаг. Препоны купцам чинили мелкие банды здешних крестьян и изредка забредавшие из степи племена кочевников. Впрочем, схватки были слишком уже редки – гарнизон состоял из зажиревших, превратившихся в ленивых огородников людей, которых солдатами назвать язык не поворачивался. Зависимости от Рогеза там не было почти никакой: в былые времена форты кормились с денег, собираемых с проезжих купцов, а теперь, когда караваны стали редкостью, перешли на самообеспечение.

Следуя традиции, Рогез заплатил обрюзгшему седому старику, толстому и вросшему в древнее кресло, но по‑прежнему звавшемуся «сотником». Тот даже имел наглость заявить, что князь должен был платить за каждого человека в своей армии, но Хейла быстренько покрыла лицо старика болезненными прыщами, и тот в испуге заткнулся.

В форте гостил только один купец, а также старый степняк, обработанный солнцем до состояния копченой рыбы. Он приехал в форт продавать соль и поведал Соргену, что все немногочисленные семьи, кочевавшие в окрестной степи, в ужасе бежали прочь, ибо приняли поход трех магов за карательную экспедицию. Рогез налил старикану вина похуже и дал пару монет помельче, за что тот рассказал все, известное ему о Барьерных горах. К удивлению всех слушателей, кочевник с легкостью согласился с возможностью преодолеть Великие горы и поведал, будто знает место, где они дали трещину.

– Большая дырка, большая, – хихикал он. – Огромная, как лоно Первой Матери Кобылиц.

Еще за три золотых старик согласился быть проводником.

Через три дня они добрались до следующего форта, под названием Центральный. Это было такое же зачахшее человеческое поселение, потерявшее понятие о собственном предназначении, как и Западный. Оттуда армия свернула строго на север, покидая приходящий в упадок тракт.

Здешняя степь в это время года больше походила на пустыню. Резкий горячий ветер носил огромные облака пыли, смешанные с клочьями сухой травы. Серая песчаная земля глубоко подавалась под копытами лошадей; телеги двигались особенно медленно и иногда застревали. На склонах кривобоких дюн ютились скопища голых кустов, издалека похожие на скелеты каких‑то сказочных животных.